Ленд-лизовские. Lend-leasing

И вот пошли мы всем семейством в баню. И вот сим мифом заплясали в коки-маки! Они пошли уже всем дядинским кругоераком, заплясали перед большим-антинским запрозаком; ну, что бы вы хотели, – танцуйте, как бы вы хотели! Дядюшка Феля и племянничек Серега клялись друг другу похмельем. Феликс Неугомонный клялся тому впотьмах, что Констанция клялась ему во всеуслышание в любви, а вот подвернулся генерал, и разрушилась вся его любовь. Серега, который прошел всю Германию под лозунгом «Мстить!», рассказывал одному, как они врывались в маленький городок и как в женском семействе командовали старшей: «Ду, фрау, воук!», а той, помоложе: «Фрау, стан авэк муа!» И как они обе царапались. Ну а девчонок потащили за собой, вот так-то, вот так-то, вот так, в общем-то! Ну а потом перегоняли его танковую бригаду на Дальний Восток. Там в город Дайрен была введена его танковая бригада. Пошли с офицерами вечером погулять по улице красных фонарей. На каждом доме висели вывески: «Гуй гогогой пыйзду малэнки бутту асторожнааа!» Затем входили в большие магазины, осторожные продавщицы стояли вдоль рядов как привычные, их тягали, тащили, тянули их по одной, закрывали двери; потом открывали и тряпки шифонные затаскивали в рот; ну, чего там втискивали тама, они там бегали, испускали вопли, вот это так все устроено – тащи вперед! Потом выходили с огромными портфелями, с чемоданами, запихивали в танки…

Вот в кабинетах отцы-пространщики привязывали к ногам табели-о-рангах, а ребята бухались, и дрожали, и отвлекались понемногу. Гляжу, на ногах по три пары часов, а на ногах по две пары часов, а на часах на брошюретах – одна сплошная комбинация в духовно-борческих комбинационно-благодеятельных, а ноги у них дрожат в духовно-борческих, и все там у них дрожит, и все там у них дрожит, как будто никогда не ведали они ночных канделябров.

Акси-Вакси не пошел в банный зал и ждал, когда выйдут мужчины. Дядя Феля вытащил оттуда дядю Сережу, и тот потащился вперед, влепляясь в стенки и размазываясь по полу. Отцы-пространщики хватали его за руки и за ноги и втаскивали его в пустую комнату. Там он оттаивал, блевал, что-то неясное созерцал, игогошно что-то блеял, и мы оставили его там: иначе он не дойдет.

Дядю Фелю я еле тащил на себе, пробираясь через площадь Свободы. Он останавливался возле каждой водопроводной трубы-раздробления и подолгу стоял там, то запевая песню, то затыкаясь встык. Вдруг навстречу нам со свистом прилетела тетя Котя, она схватила дядю Фелю за руку, закинула ее себе на спину и повлекла его назад в свою квартиру. Дядя Феля отпихивался от всех, а потом вдруг запел что-то вдохновенное, что-то патриотическое о любви, отгоняя от себя что-то фосфорическое и вдохновенное о тете Коте.

Наконец все уклонилось, все, что связано с любовью к тете Коте. Дядя Сергей уехал в Большую Атню, а оттуда один раз приехал в лапсердаке, и больше уже ни о чем не увиливая, а также в галошах и в жалком портфеле, а также в многонациональном гольф-кепи, уже дважды перепаханном сапожищами трактористов. Уже дважды в Верховном Совете ТАССР состоялись танцы по случаю Октябрьской революции. Дядя Феля и тетя Котя нежно скользили под звуки танго. Ах, Котька, нашептывал ей на ухо супруг, у меня уже на обеих туфлях нарастают значительные заскорузлости. Ах, Фелька, нашептывала ему супруга, подожди еще малость, и Майка нагрянет на нас с большущим запасом репараций.

Майка писала им из Германии, как получилось, что все так получилось. В 1943 году она вернулась из Казани-Булгар в Москву. В Трехпрудном переулке ее комнату-коммуналку захватили уже какие-то коммуналы, успевшие оформить документы на неслыханные вольности. Так пошла она по Арбату, не зная, куда сунуться, и натолкнулась на объявление Химико-технологического института. Приемный пункт находился за углом. Она повернула за угол и тут же оказалась в химико-технологическом общежитии. Прошло еще несколько месяцев, и в 1944 году она по соседству нашла там объявление: «Срочный набор в Военный институт военных переводчиков. Срок обучения год с половиной».

Сразу после обучения была объявлена капитуляция Германии. Юную девицу отправили в оккупационные силы, а именно в город Штальке, в районе Дрездена, где старший лейтенант Костомаркин получил задание создать комендантский пункт. Младший лейтенант Майя Шапиро была назначена переводчиком при коменданте Костомаркине.

Ну, конечно, все немцы охотно тянулись при виде молодых русских офицеров. Переводчица Шапиро была похожа на голубоглазую немецкую актрису кино. Омич Костомаркин с его двухметровым ростом тоже был похож на немецкого офицера. Вскоре они поженились. И дальше этот омич пошел собирать огромное имущество из числа опустошенных вилл.

Однажды в Казань пришло письмо: «Прибываем втроем – Майя, Алла и Алевтин Кастомаркин». Все прибыли на вокзал – Тетя Ксеня, тетя Котя, дядя Феля, Акси-Вакси, Галетка, Шуршурчик. Подошел поезд. В узком окне стояли трое: Майка, Алла (с голой попой) и фриц немецкого городка Алевтин Кастомаркин из омичского селения.