Ленд-лизовские. Lend-leasing

Очень мало чего осталось в памяти от этой книги, однако кое-что зиждилось в ходе военных действий Первой мировой войны и революционных боев. Вот, например, остатки песенки, сочиненной младшим братом Осей:

Ура! Ура! Закричали тут швамбраны все!
И упали – туба, рыба, се!
Но никто из них не умер,
Они все спаслись!
Они все вдруг поднялися
И помчались ввысь!

Позднее, в годы великих сталинских пятилеток, Ося Кассиль угодил в тюрьму – и без возврата. Но книга все-таки уцелела.

Нам было по пятнадцать лет, когда мы влились в стальные ряды Краснознаменной Волжско-Каспийской речной флотилии. На борту сторожевого охотника мы думали одолеть нелегкое морское ремесло и подготовить себя к школе юнг на суровом острове Валаам. В дальнейшем оказалось, что наш отряд надолго застрял в бухте штаб-квартиры в Зеленодольске. Мы слонялись вокруг построения кораблей, щелкали на ветру брезентовыми робами, напевали полублатные песенки какой-то морской шпаны и думали, что всем нам здесь может прийти крышка.

И вдруг разразились неслыханные бои по всему периметру всех вражеских действий. Обо всех этих атаках и оборонах будет рассказано далее, равно как и о наших группах, возникших на тысячные километры боев, и идущих за ними боевых конгломератах.

«Эдакую плеяду юнцов взрастили мы в зоне Чувашских Моркваш!» – думал не без восторга капитан второго ранга Сверчков. Он стоял на верхней палубе катера «Знаменательный». Экипаж судна занимал посты по расписанию: кто сидел у зенитной пушечки, кто стоял у главного калибра на носу, кто на корме возлежал на захваченных персидских коврах возле ящика стремительного сброса глубинных бомб, а часть экипажа на одном из подобных ковров отрабатывала приемы самбо. Временами от одного поста до другого проносились вспышки юмора и освежающего смеха.

Кавторанг внимательно приглядывался к юнцам. Все они достигли возраста, когда, можно сказать, забрасывают детство и соприкасаются с юностью; недокормленное комплотство, перекормленное флотство, уплотненный шоковздор! Вот Марик Ратгер, чьи полупудовые гири не сносились еще во все эпохи WW2, и всякий раз они влекут его мускулы к дальнейшим достижениям, а он берет всякую выдержку и даже приседает попеременно на каждой из ног попеременно – вот он каков! Теперь берем Фитьофа Сагбеева с его промороженным взглядом проникающего голубоглазия, где он располагает шахматные фигуры своей игры, – таков Фитьоф! А где же Сережка Холмцев, наш мастер «морского боя» и еще больший мастер радиотехники, способный прослушивать многоступенчатую клавиатуру европейских и атлантических радиовещаний? Вот он – в наушниках – насвистывает тромбоны on the woodchopers' ball! А вот Валера Садовский, у которого с возмужанием прорезался удивительный баритон! Однажды мы все большой компанией смотрели захваченную в трофеях испанскую мелодраму. Там были субтитры, передающие смысл танцоров и певцов, поющих вперемешку с ослом. И вдруг Садовский стал мощно вторить ослу.

Вовк Осиновский, основной стрелок «Знаменательного», с той поры подружился с Валерой. Они вместе ходили на свидания к Оксане, словно Сирано де Бержерак вместе с юношей, в кого влюблена была Роксана. Спрятавшись во мгле, Садовский пел под видом Сирано. Оксана-Роксана задыхалась во мгле: это поет его любовь!

Садовский, сокрытый в трепетании лунного света, до самого конца наблюдал завершение встречи. Ему хотелось почерпнуть до финала смысл их страстей и стонов. По завершении в тени пионерских террас возникали звуки расшатанных панцирных сеток.

Кавторанг Сверчков – между прочим, родной брат инвалида войны – подмечал, что особый восторг вызывала Оксана Крутоярова – между прочим, родная сестра Ольги Крутояровой – в стихотворном чтении бывшего пионера Акси-Вакси. Этот юнец, у которого нередко на лице появлялись блики неумолимого завершения забега, иной раз позволял себе вольность прочесть что-нибудь вроде:

Окси, Катаваксия,
Вспышки огня!
Карабан Галаксии,
Пламя дня!
Ты приближаешься, моя фигня!
Подходишь, Кваксия!

Кавторанг Сверчков специально отобрал для себя такой экипаж: он знал, что попрут напролом ради одной только девичьей рожи. У него и у самого совсем еще недавно был на грани сумерек хаотический кошмар и бред, когда всем казалось, что подходит конец, и только тогда присутствие Оксаны их всех спасло.

Теперь, когда в междуречье Волги и Свияги разыгралась междоусобица, когда повсюду вились ищейки мощной державы Юга, готовой прервать упорные попытки Севера удержать снабжение, он знал, что следует ополчиться на тех, кто еще не познал войны.