Лэндон и Шей. Разбитые сердца

Это был мимолетный смешок, но, черт возьми, я никогда не слышал, чтобы Шей смеялась над моими словами, – это было ново. Маленькая часть меня наслаждалась звуком ее смеха – это тоже было в новинку.

– Лэндон? – прошептала она.

– Да?

– Просто заткнись, ладно?

Что ж, хорошо.

– У вас еще минута, похотливые животные! – крикнул Эрик.

Мы оба встали, и я сделал шаг ей навстречу.

– Понимаю, что ты не хочешь целоваться. Это слишком интимно и лично, но, если хочешь, то это твой последний шанс прикоснуться к моему члену, пока никто не видит. Я не буду тебя останавливать.

– Спасибо, не стоит. У меня аллергия на арахис, – сказала она так легко и громко, что толпа по ту сторону двери разразилась смехом.

Шей снова ухмыльнулась, чувствуя гордость за свою маленькую шутку. Той красивой раздражающей ухмылкой, которую я ненавидел.

Шей: 1.

Лэндон: 0.

Впрочем, я не переживал. Игра только начиналась. Она могла забить один гол, но я не собирался позволить этому случиться снова. Мы играли на моем поле, и Шей не знала, с кем имеет дело.

Когда время истекло, мы открыли дверь и вышли к толпе. Лидером этой компании была Моника, и у нее были совершенно сумасшедшие глаза. Меньше всего мне хотелось иметь дело с обезумевшей Моникой. Она реагировала так всякий раз, когда видела меня с другой девушкой, хотя сама трахалась с миллионом парней.

Я расправил плечи и приоткрыл губы, чтобы заговорить, но ладонь Моники, звонко приземлившаяся на мою щеку, меня опередила. Если не ошибаюсь, прошло почти два месяца с тех пор, как Моника в последний раз дала мне пощечину, это был новый рекорд.

– Серьезно, Лэндон? Ты играешь в бутылочку с другой девушкой? С моей подругой?! – выкрикнула она, затаив дыхание.

Ее глаза наполнились слезами, в то время как толпа, замерев в ожидании, продолжала внимательно следить за происходящим. Если и были две вещи, на которые всегда можно было положиться, так это на драматизм Моники и на любопытство случайных людей, жаждущих понаблюдать за каким-нибудь скандалом.

Забавно, что при всем том дерьме, которое Моника выливала на Шей у нее за спиной, она называла ее своей подругой. Думаю, что она не выносила Шей даже больше, чем я. Казалось, Моника даже завидовала тому, как я ненавижу Шей, что лишь усиливало ее отвращение к ней. Иногда меня раздражало то, что она говорила о Шей, и то, как низко она опускалась, поливая грязью девушку, которую я ненавидел. Как ни странно, я нередко защищал Шей, до которой мне не должно было быть никакого дела. Как у человека может хватать смелости вставать на защиту своего врага в личной беседе и при этом обращаться с ней, как с дерьмом, на публике? Я был невероятным козлом.

Я был готов ей ответить, но не успел произнести ни слова, потому что она снова ударила меня по щеке.

Толпа загудела.

Ладно, это было даже немного смешно.

Ликующая толпа возмутила Монику. В своем нынешнем состоянии она стала чересчур самоуверенной. Когда она подняла руку, чтобы снова дать мне пощечину, я остановил ее, схватив за запястье.

Один шлепок – хорошо, так уж и быть. Честно говоря, это была своего рода карма. Две пощечины я тоже мог стерпеть. Иногда я вел себя довольно дерьмово в наших и без того токсичных отношениях. Но три пощечины?

Ты жадничаешь, Моника.

Я наклонил голову, одарив ее легкой ухмылкой и коронным щенячьим взглядом.

– Прости меня, хорошо?

Я не знал, за что именно извиняюсь, но девушкам, похоже, нравилось слышать такое от парней.

– Как угодно, Лэндон. Ты – придурок.

Я видел, что она улыбается, – ей это нравилось. Хоть кому-то здесь весело. Мое лицо до сих пор горело от пощечин.

Я все еще жив.

– Не волнуйся, Моника. Ничего не было. Поверь мне… – Шей оглядела меня сверху вниз с презрением во взгляде. – Между нами никогда ничего не произойдет.

Она развернулась и ушла. По какой-то причине я почувствовал желание последовать за ней и рассказать ей, почему она ошибается и как я собираюсь проникнуть в ее душу, словно яд, и как однажды ей придется выводить этот яд из своего сердца. Но я остался на месте.

Мой взгляд метнулся к толпе, окружившей меня и Монику.

– Займитесь делом или проваливайте, – прошипел я, глядя на людей.

Они поспешили вернуться к вечеринке, оставив меня и Монику наедине.

– Ты мне противен, – пробормотала она, стоя на высоких каблуках, которые, вероятно, убивали ее ноги. – Ты ничего не стоишь. Знаешь, что? Ты абсолютно ничтожен.

Я вздрогнул.

– Ты пьяна.

– Это вечеринка – тут все пьяны… кроме тебя и Маленькой Мисс Совершенство, – усмехнулась она.

Вот и она, та самая очаровательная Моника, которую я знаю.

– Бьюсь об заклад, эта зануда трахается под заглавную песню из «Соседство мистера Роджерса»^[16].