Лени Рифеншталь

Между тем с фильмом «Долина» все было вовсе не так гладко. В Испании Лени была очарована пейзажем и жаждала приступить к съемкам. Но деньги сочились из Берлина капля за каплей, а снаряжение не прибыло вовсе — равно как и остальные члены киногруппы. Раз так, то проделанная предварительная работа лишалась всякого смысла. Услышав однажды роковым вечером, что все откладывается еще на две недели, она упала в обморок и долее ничего не помнила, пока не очнулась в мадридской больнице.

Для студии это явилось необходимым предлогом, чтобы вовсе отменить проект — и поделить страховые деньги.

Хорошо еще, подумала Лени, что она поручила Руттману «партийный» фильм, хотя ее стало одолевать беспокойство и на этот счет, после того как он навестил ее, выздоравливающую, в Барселоне. Легкомысленно заверив ее, что все под контролем, он тем не менее не мог сказать ничего внятного насчет подробностей и финансов. Только к августу она почувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы вернуться в Берлин, куда она ехала в мрачном предчувствии. Над нею по-прежнему нависал фильм о шабаше в Нюрнберге, и снова она желала бы отвертеться от этой миссии.

Как она вскоре выяснила, опасения ее были не напрасны — более того, дела обстояли куда хуже, чем она себе представляла! Снятое Руттманом было — по крайней мере, на ее взгляд — отрывочным и не поддающимся пониманию. Какие-то летящие по улицам газеты с заголовками на первых полосах, кричащими о восхождении нацистской партии. И при всем том он умудрился потратить ни много ни мало треть от всего бюджета фильма.

Вдобавок ее ожидало зловещее письмо от Гесса, выражавшего удивление, что она поручила съемки Руттману, тогда как фюрер желал видеть в работе над картиной только одну ее. Лени была вызвана на ковер для дачи объяснений.

Какой кошмар! Она не в состоянии от него скрываться, и в последнем отчаянном порыве найти избавление от нежелательного заказа немедленно мчится в Нюрнберг, где фюрер инспектировал подготовку к съезду.

Она нашла его в компании архитектора Шпеера, адъютанта Брюкнера и фотографа Хоффманна, размышляющими над планами постановки интригующих парадов. Он был в хорошем расположении духа и отмел с порога ее протесты: «Все, что мне нужно, фройляйн Рифеншталь, — сказал он, — чтобы вы мне пожертвовали шесть дней. Вы так молоды! Разве я много у вас прошу?»

Так-то так, но, разумеется, этим не ограничится. К шести дням, что продлится съезд, нужно будет добавить длинные скучные дни монтажа. Но Гитлер ясно дал ей понять, что последнее слово на сей сюжет остается за ним. И лучшим для нее будет энергично взяться за дело и сделать все, на что она способна. Чувствуя ее капитуляцию, Гитлер цепко стиснул обе ее руки и обещал никогда впредь не надоедать ей подобными просьбами. Кроме того, он обещал ей всю возможную поддержку и сохранение всей требуемой артистической свободы.

На том и поладили. Снимки, сделанные на этой самой площадке (возможно, сразу после схватки той и другой воли), запечатлели напряженно сжатые губы Лени Рифеншталь, явно потрясенную и лишившуюся обыкновенно присущей ей живости.

Одной из причин, почему она с такой неохотой бралась за это дело (даже после отмены «Долины»), следует считать ясное понимание того, перед лицом какого тяжелого и грандиозного проекта она оказалась. Если за провал минувшего года можно было сыскать оправдание, то на сей раз это не удастся. Это была чудовищная ответственность, и она сомневалась в том, что подходит для этого дела, по-прежнему мало что смысля в политических подковерных схватках.

— Да я же не могу отличить штурмовика от эсэсовца, — протестовала она.

— Так вы посмотрите только самое основное, — подбодрил ее Гитлер.

— Мне нужен художественный документ, а не программа новостей.

В подобных обстоятельствах Рифеншталь умела не поддаваться панике — этого у нее нельзя было отнять. И вышло так, что вера в нее Гитлера подтвердилась — даже при том, что Геббельс и иже с ним заклеймили ее ярлыком истерички. И то сказать — все свидетельства говорят за то, что, когда решение было принято, Рифеншталь рада была бросить вызов обстоятельствам. На всех фотографиях, сделанных впоследствии, Лени излучает уверенность и владение ситуацией. Между тем у нее оставалось мало времени, а главное — по ее словам — в результате бурной деятельности Руттмана финансов оставалось кот наплакал — но ее организаторские способности и усилия, прилагаемые к тому, чтобы весь необходимый материал о съезде оказался запечатленным на кинопленке, были почти что невероятными. Можно предположить, что Алльгейер, руководя фотосъемками, выдвинул ряд ценных собственных идей, но когда Рифеншталь упоминает о том, что у нее на всю подготовку было только две недели, это похоже на суровую правду. Тевтонское рвение является нам здесь еще в одном аспекте.