Ленин

Страшные фотографии последних месяцев жизни – облик долгой агонии человека, надломившегося от непосильной ноши. Ленин стал жертвой своей неостывающей страсти к власти.

Почти вся жизнь до 1917 года для Ленина была свободным политическим, литературным творчеством без каких-либо регламентов, обязательных присутствий, чиновничьего долга, обременительных бытовых и служебных обязанностей. И вдруг без какого-либо административного, государственного опыта оказаться на самой вершине власти гигантской страны. Организм быстро надломился, хотя, возможно, дело не обошлось и без наследственных влияний. Отец, Илья Николаевич, умер в таком же возрасте от схожей, но скоропостижной болезни.

После мартовского удара Ленин редко общался со своими соратниками. Еще в декабре 1922 года Политбюро согласилось с предложением Сталина «за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки»{75}. Даже многочисленному обслуживающему персоналу – повар, кухарка, садовник, санитары, медсестры, охрана – не позволялось без нужды «маячить» перед взором больного. Считалось, что частые и несанкционированные контакты вызывают возбуждение, расстройство Ленина. Когда появлялось, допустим, в аллее кресло-коляска, которое катил санитар или начальник охраны П.П. Паколи, оказавшиеся там люди незаметно уходили с глаз долой.

Люди, которым довелось встречаться с Лениным в это время, испытывали сложные чувства. Перед ними был человек, еще год-полтора тому назад олицетворявший мозг и сердце революции, а сейчас это было существо с жалкой полуулыбкой и печальными больными полусумасшедшими глазами.

Навещали Ленина немногие. В июле приехал к нему брат Д.И. Ульянов. В этом же месяце Ленин, случайно встретившись в северном флигеле здания с управляющим совхозом «Горки», пробыл у него целых три дня, повергнув в смятение врачей и близких. В ноябре вновь к Ленину приезжает профессор В.М. Бехтерев; больной встречается с секретарем Исполкома Коминтерна О.А. Пятницким, одним из руководителей Госиздата И.И. Скворцовым-Степановым. Позже у него были полпред РСФСР в Германии Н.И. Крестинский, редактор журнала «Красная новь» А.К. Воронский. Можно назвать еще двух-трех человек (кроме врачей и обслуживающего персонала), которые встречались с больным вождем. «Каждое свидание волновало Владимира Ильича, – вспоминала Крупская. – Это было видно по тому, как он двигал после свидания стул, как судорожно придвигал к себе доску и брался за мел. На вопрос, не хочет ли он повидать Бухарина, который раньше чаще других бывал у нас, или еще кого-нибудь из товарищей, близко связанных по работе, он отрицательно качал головой, знал, что это будет непомерно тяжело…»{76}

Несколько человек из Политбюро и Совнаркома, бывавшие здесь во второй половине 1923 года, наблюдали за Лениным издали, во время его прогулок на коляске или отдыха в доме. Ни Сталин, ни Троцкий, ни другие соратники не хотели иметь встреч, во время которых нормальный контакт был невозможен. Лучше всех понимала его лишь Крупская. Вопросы, которые «задавал» Ленин, приходилось часто просто отгадывать. Надежда Константиновна вспоминала, что «отгадывать было возможно потому, что, когда жизнь прожита вместе, знаешь, какие ассоциации у человека возникают. Говоришь, например, о Калмыковой и знаешь, что вопросительная интонация слова «что» после этого означает вопрос о Потресове, о его теперешней политической позиции. Так сложилась у нас своеобразная возможность разговаривать»{77}.

В «Биохронике» этот эпизод трактуется уже не как «отгадывание», а как установленный факт: «Ленин с интересом слушает Н.К. Крупскую, которая рассказывает ему о жизни и работе известной русской общественной деятельницы А.М. Калмыковой; спрашивает (курсив мой. –

Д.В. ) о теперешней политической позиции А.Н Потресова…»{78} Хотя ясно, что это лишь догадка Надежды Константиновны.

Хотя врачи, больше по нравственным соображениям, выражали осторожный оптимизм в отношении перспектив выздоровления, разрушительная болезнь делала свое дело. По-прежнему по маршруту Москва – Горки сновали врачи; как и раньше, соратники Ленина в своих выступлениях выражали надежду на «постепенное выздоровление» вождя. Крупская также ежедневно тщетно билась с больным, пытаясь научить его говорить и писать… А смертельный процесс шел, не останавливаясь. Правда, не иссякали и смелые предложения «поднять на ноги больного». В ноябре 1923 года Троцкий шлет Крупской записку:

«Дорогая Надежда Константиновна!

Пересылаю Вам американское предложение, – относительно лечения В.И., – на случай, если оно Вас заинтересует. Априорно говоря, доверия большого к предложению у меня нет.

С товарищеским приветом – Л. Троцкий»{79}.