Самая великая и непреодолимая тайна, постичь которую мы пока бессильны, – это тайна сознания. Наши представления и схемы о том, как рождается мысль и трепетно бьется в человеческом мозгу, – лишь едва заметная тень на древе познания. У полета мысли нет границ. Ее просторы – Вселенная, как и свой интимный, уникальный мир. Мышление Ленина, могучее, масштабное, изощренное, на протяжении многих месяцев находилось в плену страшной болезни, которая постепенно своей необратимой коррозией обессиливала его.
Мы никогда не узнаем, о чем думал этот человек в страшной немоте, лишь догадываясь, что во многом его сознание приблизилось к детскому в своей элементарной непосредственности. Не случайно, как мне удалось установить, Сталин в тридцатые годы в узком кругу не раз проводил мысль, что Ленин последние месяцы своей жизни был «умственным инвалидом».
Нельзя объяснить только происками генсека нежелание большинства членов Политбюро обнародовать последние статьи Ленина. Они уже не видели в своем угасающем вожде полноценной личности.
Страдающий мозг Ленина обнаруживал себя во многих отношениях. Больной часто не понимал, чего от него хотят, бывал по-детски капризен, нередко на его глаза навертывались слезы, особенно если он оставался наедине с собой, – зафиксировал один из врачей. Кто знает, может быть, именно в эти минуты он особенно глубоко осознавал трагизм своего умственного заточения?
Все это – безбрежный космос сознания человека. Этот огромный мир исчез, заставив мучиться предположениями и догадками множество исследователей.
Будет много версий причин смерти. Официальная, подписанная шестью профессорами и наркомом Семашко 23 января, гласила: «..данные вскрытия выяснили, что у Владимира Ильича имелся неизлечимый болезненный процесс в сосудах, который, несмотря на все принятые меры, неминуемо должен был привести к роковому концу»{83}. Я не стану рассматривать версию, выдвинутую рядом исследователей, о том, что главная причина смерти Ленина – «сифилис сосудов мозга». Анализ всей доступной мне литературы привел к выводу, что это маловероятно, и я не могу, например, без существенных оговорок разделить позицию доктора В. Флерова, изложенную в статье «Болезнь и смерть Ленина»{84}.
По моему мнению, смерть лидера российских большевиков – результат интеграции ряда отрицательных факторов, и прежде всего: наследственная предрасположенность Ленина к атеросклерозу; неподготовленность организма Ленина к огромным перегрузкам, которые легли на него начиная с 1917 года.
Что касается наследственности, то смерть И.Н. Ульянова, сестер Ленина А.И. Ульяновой-Елизаровой и М.И. Ульяновой, как и брата Д.И. Ульянова, не оставляет сомнений в известной наследственности болезни сосудов. К этому следует добавить (возможно, это основное), что Ленин прожил всю свою жизнь без «служебного» напряжения. Приехав в революцию 47-летним человеком, он уже имел выработанные привычки и стереотипы жизнедеятельности, более присущие «свободным художникам», нежели высшим государственным чиновникам. Взяв на свои плечи совершенно непривычные и во многом незнакомые для него функции, Ленин фактически стал уже с 1920 года быстро разрушаться. Он берет отпуск за отпуском, но кардинального улучшения нет. Например, почти вся вторая половина 1921 года – отпуска: в июне, июле, августе, декабре и обязательно с продлением на несколько недель. 1922 год – также год «отпускной». Организм Ленина, пригодный к литературному труду, отпускам в горах и партийным «склокам» среди эмиграции, оказался совершенно неготовым к политическим перегрузкам. Он просто «сломался».
Ленина досрочно погубила его страсть к борьбе и власти. В этом основная отгадка неумолимого раннего физического крушения вождя большевиков.
Руководители партии и страны, смирившиеся в последние месяцы с положением и состоянием Ленина, почти не дававшими шансов на его возвращение в политическую жизнь, увидели огромную возможность для укрепления строя в самом акте похорон Ленина. Именно «похорон». Никто вначале ни о каком мавзолее или долгосрочном бальзамировании и не думал.
На другой день после смерти вождя состоялся пленум ЦК РКП(б). В постановлении из множества пунктов предусматривалось: провести траурное заседание съезда Советов, назначить митинги, определить субботу днем похорон, тело умершего перевезти в Москву в сопровождении 200 человек (делегаты съезда и партийное руководство), принять меры по предупреждению паники в стране. Место погребения устанавливалось однозначно: Красная площадь. Прощание – в Доме союзов{85}.