Ленин

Ленин поселился пока что в Цюрихе. Работал здесь над созданием сразу двух газет, откладывая грош к грошу из присылаемых ему из России небольших денежных пособий от оставшихся на свободе членов его партии. Главным врагом были для него теперь меньшевики, и он «точил нож» для новой с ними борьбы. Не было у него также завышенной задачи по отношению к западным товарищам, подчинившимся демократической идеологии.

Члены президиума II Интернационала.

Фотография. Конец XIX века

В Штутгарте под конец 1907 года впервые проверил он западноевропейскую социал-демократию, приглашенную на конгресс II Интернационала. Предложил принять основное предложение, что в случае европейской войны все социалистические партии будут стремиться к вспышке войны гражданской против капитализма, поднимая знамя социальной революции. Поддержала его только Роза Люксембург, и предложение было отвергнуто со всей решительностью. Бебель принципиально соглашался с основными положениями предложения, но с тактической точки зрения считал осуществление его неуместным.

Ленин с презрительным выражением лица произнес тогда:

– Запомните, что пройдет несколько лет, и вы или примете мое предложение, или перейдете в ряды врагов пролетариата!

Натянул шапку на голову и намеревался покинуть зал заседаний. Не сделал этого, однако.

«Нельзя отступать! Конгресс примет никчемную «гуттаперчевую» формулу, которая нас ослабит».

Остался и вместе с Зиновьевым и Розой Люксембург протащил поправку, обязывающую партийных социалистов к усилиям, направленным против войны и капитализма.

Назавтра, проглядывая газеты, Ленин смеялся долго и зловеще.

Вся социалистическая пресса набросилась на него с яростью, называя «анархистом», Маратом, преступником и сумасшедшим, одержимым манией величия и личной амбицией.

– Глупцы! Глупцы зловредные! – шипел он сквозь смех.

Когда взял, однако, в свои руки газеты российских социалистов, руководимых Плехановым, перестал смеяться. Успокоился внезапно и читал внимательно, задерживаясь на отдельных выражениях.

Закончил и, закрыв глаза, сидел задумчивый.

– Читала? – спросил он Крупскую, движением головы показывая стопку разбросанных на письменном столе и полу газет.

– Просматривала сегодняшние газеты, – молвила она. – Атака против тебя по всей линии.

– Атака… – шепнул он. – Атака, которая закончится их поражением! В это время меня окружает любезнейший, хорошо воспитанный и выдрессированный, как цирковая собачка, социализм европейский. Расправлюсь с ним позднее! Придет время, когда на мне сломает зубы. Но не могу оставить без ответа наших полоумков, стадным чувством бредущих за Плехановым. Он знает, что делает, только до этого времени не открыл своих карт! Другие идут за ним, ни о чем не думая. Не могу дольше ждать! Должен открыть глаза партийным товарищам и в порошок стереть старые «иконы» социалистические… или… или, по крайней мере, облить их с ног до головы грязью. Должен с этим навести порядок!

Схватил «Рассвет» и прочитал громко.

– Слышишь? – воскликнул он. – Называют меня Нечаевым. Столько лет со мной работают, и до сих пор не знают. Я и Нечаев!! Что у меня с ним общего? Классовая ненависть, вера в спасительность революции, энергия для борьбы? Но это имеют Плеханов, Каутский, Бебель, Лафарг, га! Даже Чернов и Савинков. Нечаев был бешеным слепцом, не колеблясь отваживающимся на безумные поступки. О, я не такой! О каждом своем шаге думаю целые годы и ставлю ногу там, где знаю каждый камень, мельчайший стебелек травы. Знаю и могу предвидеть каждое содрогание души народа российского, которого никто не знает и не знал никогда. Самое лучшее доказательство, что не знают меня!

Крупская засмеялась тихо.

– Что тебе пришло в голову? – спросил Ленин.

– Когда-то читала твою характеристику. Уже не помню, кто писал, что являешься самым способнейшим учеником иезуитов, что в тебе соединились пороки и таланты Макиавелли, Талейрана, Наполеона, Бисмарка, Бакунина, Blahgui и Нечаева, – произнесла она со смехом.

– К такому биографу можно приспособить определение российских попов, которые о глупцах говорят, что являются они «олухами Царя Небесного»! – ответил он и начал смеяться громко и весело.

Был это смех удивительно беззаботный и совершенно искренний.

Ленин перебрался в Женеву, где основал газету, и здесь, в логове «льва» – Плеханова – начал войну с меньшевиками. Назвал их «дохляками» и «побитыми собаками», лающими на свою тень.

Наконец написал статью, которая привела в ужас даже Надежду Константиновну. Ленин доказывал, что меньшевики продались буржуазии.

– Так нельзя писать! – запротестовала Крупская. – Это уже ужасная клевета! Кто поверит, что Плеханов, Дейч, Чхеидзе являются предателями?!

Ленин смеялся, глядя на нее, а в его глазах было такое глубокое пренебрежение к опасениям жены и ее возмущению, что она умолкла и, подавленная, вышла из комнаты.

Социалисты не оставили этого обвинения без ответа. Ленин был вызван на партийный суд. Оставался спокойным, беззаботным, только в его зрачках зажигались дерзкие огоньки.