Ленин

Они долго обсуждали тревожное известие. Никто не думал в эту ночь о сне. Перед полночью доставили Ленину депешу из Берлина. Телеграфировала Клара Апфельбаум. Прочитав короткое донесение, Ленин, тяжело дыша, присел, как если бы внезапно покинули его силы. Не было сомнения. Парламентская фракция немецких, французских и английских социалистов решила поддержать кредиты на войну.

В комнате воцарилось глухое молчание.

Все не сводили глаз с лица Ленина. Становилось оно все более желтым и очень мрачным. Проницательные глаза раскрылись широко, губы сжались судорожно, вздрагивали веки и желваки, вырастающие около ушей. Из полумрака выглядывало дикое, окаменевшее в бешенстве и ненависти монгольское лицо, а пальцы, пощипывающие редкую бороду, сжимались и выпрямлялись наподобие когтей хищной птицы.

Ленин долго не отзывался. Наконец, встал и бросил хрипло:

– Второй Интернационал умер!..

Присутствующие поразились, услышав эти кощунственные слова, произнесенные о могущественной организации, широкой сетью охватившей старый и новый свет.

В еще большее удивление, а точнее, в изумление привела их следующая исповедь вождя и учителя:

– О, наша карта еще не бита! Заложим III Интернационал; он не изменит пролетариату; он не вобьет нож в спину социальной революции! Мы будем ее творцами! Товарищи, прощайте! Должен писать…

Он сел у стола и задумался.

Писал до рассвета. Осыпал страшными оскорблениями и обвинениями предателей рабочих масс; призывал рабочих всех народов к протесту против соглашателей, слуг капитализма, никчемных трусов, и размахивал красным флагом, на котором горели слова: «Создать новый Интернационал для последней, победной битвы угнетенных против угнетателей!».

Писал он несколько дней, почти не отрываясь от работы. Редактировал «Коммунистический Манифест» о войне, рассылал письма во все стороны света, обращался к совести, призывал к борьбе, осуждал еще вчера обожаемых вождей, а сегодня уже предателей дела, врагов трудящихся масс.

В один из вечеров в маленьком сельском домике, занимаемым Лениным, появилась австрийская полиция и военный патруль. Кто-то донес на таинственного россиянина, обвиняя его в шпионаже в пользу России. После обыска в жилище его арестовали и препроводили в тюрьму в Нижнем Сонче. Ленин не думал о грозящей ему опасности. Поглощали его другие, более важные мысли.

Между тем, с каждым днем постоянно собирались черные тучи.

Австрийские чрезвычайные военные суды, собственно говоря, не принимали близко к сердцу судьбу личностей, подозреваемых в шпионаже. В начале войны почти ежедневно расстреливали совершенно невинных людей, пойманных случайно, и потому польские социалисты привели в движение все пружины, чтобы освободить Ленина из тюрьмы.

Вождь австрийских социалистов, Виктор Адлер, уведомленный ими о существе дела, имел с Председателем Совета Министров, графом Штюргхемом, долгую беседу; горячо, с пафосом доказывал он, что нахождение в тюрьме такого известного вождя вызовет неизбежно волнение российских рабочих сфер, пассивно или даже враждебно настроенных к войне, указывал на бесчисленные выгоды оставления на свободе работающего над началом революции в России в период происходящей войны Ленина.

Объяснения Адлера убедили министров, которые в первый раз тогда услышали о партии и программе большевиков, и в то же время проинформировали обо всем свой генеральный штаб и немецкое правительство.

Из Вены был выслан приказ об освобождении Владимира Ульянова-Ленина.

В то время как шла переписка по его делу, Ленин находился в тюрьме. Он сидел в глубокой задумчивости в камере, где оказался помещенным еще один узник. Он также был россиянином, простым крестьянином, безземельным, темным, безграмотным. Прибыл он в Австрию год назад, на сельскохозяйственные работы, так как дома умирал с голоду. Он рассказал об этом всем Ленину и добавил, что был арестован в момент пересечения границы. На вопрос патрульных солдат, куда идет, ответил искренне, что как резервист возвращается на родину, чтобы вступить в армию во время войны. Во время обыска у него было найдено письмо с планами шоссейных дорог и перечислением австрийских полков, стоящих поблизости от российской границы.

– Кто вам дал это письмо! – выкрикнул Ленин, слушая ответ товарища по неволе.

– Управляющий имения, в котором я работал, – отвечал он. – Дал мне письмо и просил передать в руки в Москве, своему знакомому. Не знал, что в этом письме он написал, а теперь говорят мне, что был я шпионом.

Закончил и вздохнул тяжело.

Ленин больше не слушал крестьянина, не разговаривал с ним. Думал о делах, значительно более важных, чем судьба темного крестьянина, никому не нужного.

Составлял в мыслях план непогрешимой атаки на II Интернационал.

Наконец, работа была закончена в самых мелких деталях, и тогда он стал прислушиваться к тому, что говорил лежащий на нарах крестьянин. Бедняк смутно чувствовал непреодолимую потребность в выбрасывании огорчающих его мыслей. Говорил без перерыва, перескакивая с темы на тему.