Читаем Ленин полностью

– Ха, ха, ха! – раздался громкий, злой смех стоящего на дороге человека в потертой одежде и потрепанной обуви.

– Ха, ха, ха! – смеялся Ленин, щурил раскосые глаза, стискивал скулы аж около небольших, прижатых к черепу ушей, дергались и дрожали желваки.

– Ха, ха, ха! Это мои отряды! Все те, которым оставлено одно право: плакать, рычать, выть от отчаяния, скрежетать зубами от ненависти! Они пойдут за мной! Самые несчастные, самые темные, наиболее растоптанные во главе, в первых рядах, а за ними те, которые уже умеют терпеть и молчать. А я выхвачу из них холодную ненависть, аж заскрежещут зубами и пойдут за мной… пойдут!

Улыбался тихо, почти мягко, как обычно, когда знал, что все точно взвесил и был уверен в успехе. Шел дальше, отстраненным взглядом скользя по усеянному звездами небу. Было это ему чужим, не интересным для него, как далекое, неуловимое. Веселые глаза устремлял он проницательно в землю; в горы, в черную зубчатую стену, выделяющуюся на небе; в темные леса, в окна гуральских хат, которые светились с обеих сторон дороги.

Чувствовал землю всем своим существом. Проникала в него земная дрожь; от полей, леса и убогих хат прилетали шорохи и шепоты; понимал их и отвечал на них мыслями и тихой радостью, ощущаемой в сердце.

Владимир Ульянов-Ленин в Закопане.

Фотография. 1914 год

Удивительны были предначертания неизвестного людям предвечного решения!

Вот в это мгновение, в ночной тьме, по засыпанной песком дороге, рядом с селами, скрытыми в горных лугах, шел одинокий человек. Нес под куполом могучего черепа мысль, могущую встряхнуть весь мир; здесь, под навесом старых придорожных верб, зажигались огни в дерзких скошенных глазах, видящих все, что жило, думало и терпело за этими горами и за далеким горизонтом, и намеревающихся своим жаром оплодотворить ненависть, чтобы выдала она богатый, извечный урожай любви; через расшатанный деревянный мост, переброшенный над быстрым потоком, ступал человек с бледно-желтым лицом далеких монгольских предков и думал о разрушении всего, что в течение веков кровавой борьбы и орлиного полета гения строили тысячи поколений, стремящихся к счастью и направляемых подсознательным стремлением к божеству.

В это самое время в великолепных дворцах владык, парламентов, богачей, в храмах веры и науки, в тихих кабинетах творцов войны, знаний, мира и порядка плыл в своем русле ничем не возмущенный поток ежедневных забот и проблем, как когда-то вырытым испокон веков и на века руслом. Никто не предчувствовал приближающейся катастрофы, ставшей причиной слова, которое могло когда-то стать телом; никто не подозревал, что где-то в тишине Татр отдыхал и думал человек, имеющий силу, чтобы провозгласить себя вторым Мессией – белым или черным, сияющим или темным, Христосом или Антихристом… Никто об этом не знал.

Человечество, загнанное стремительным движением жизни, шло вытоптанной в течение веков тропинкой безымянных героев и мучеников, равнодушно смотря на вехи прогнивших, истлевших идей, не видя перед собой иной цели, кроме темной челюсти гроба.

Давно оно потеряло веру и надежду, не мечтало о новых мессиях и не слышало отголосков человека с косыми ненавидящими глазами, с настойчивыми в ожесточении губами, сомкнутыми в твердом решении.

Ленин приближался к Поронино. Заметил одинокую фигуру, стоящую на дороге. Разминулся с ней, поглядывая зорко. Заметил молодого мужчину. На красивом одухотворенном лице пылали при слабом свете поднимающегося месяца вдохновенные глаза.

– Извините… – донесся до Ленина тихий голос. – Не имею ли удовольствия видеть товарища Владимира Ильича Ульянова-Ленина?

Владимир остановился, подозрительно посматривая на незнакомца.

– Я Ленин, – ответил он и занял осторожную, готовую к обороне позицию.

– Меня послали к вам, товарищ, – сказал молодой человек. – Сегодня я прибыл из России… Являюсь членом ЦК партии социалистов-революционеров. Селянинов, Михаил Павлович Селянинов, партийное имя «Муромец». Видите, что я испытываю к вам полное доверие? Попросил бы об этом и с вашей стороны, товарищ!

Ленин посмотрел на него зорко, недоверчиво и промолчал.

Незнакомец усмехнулся слегка и шепнул:

– У меня нет с собой никакого оружия. Готов подвергнуться персональной проверке. Прибыл сюда не в целях террористического покушения на вас, но серьезного… последнего… разговора.

Ленин встряхнул головой и спросил:

– Мы уже около дома… Может, захотите ко мне зайти?

– Предпочитал бы поговорить с вами здесь. В доме вы не один… – парировал Селянинов.

– Как хотите! – повел плечами Ленин. – Стало быть, присядем. Возвращаюсь с гор. Устал.

Они уселись рядом на груде камней и долго молчали. Ленин с удивлением поднял глаза на незнакомца.

– Сейчас… – шепнул Селянинов, отвечая на немой вопрос. – Хочу наиболее четко сформулировать свои вопросы и требования.

– Требования? – повторил Владимир и прищурил глаза.

Внезапно он понял цель прибытия посла.

Селянинов задал первый вопрос:

– Вы собираетесь начать революцию в период войны?

– Да!

– Вы собираетесь отдать политическую власть рабочим массам?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза
Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза