Читаем Ленин полностью

– Думают они о смене пустыни на плантации хлопка. Имеют обдуманные планы и сметы громадные на Миссисипи и ее притоках; знают о возможности поднятия урожайности почвы с помощью электрических токов высокого напряжения; мечтают о замене людских рук тракторами в сельском хозяйстве, а в промышленности – усложненными точными машинами, приводимыми в движение электричеством, которое предоставят в достаточном количестве водопады, быстрые реки, ветер и бьющиеся о берег морские волны; они убеждены, что вскоре оставят каменно-угольные шахты, где в поте лица и подвергая жизнь опасности работают как невольники люди разного цвета. Все заменит электричество! Обеспечит нас теплом, светом и силой. Исчезнут толпы рабочих, прекратится их тяжелая работа и перестанет существовать преодоление пространства. Электрическая энергия и химия станут кормилицами и слугами человечества. Ба! Один из моих коллег, инженер-химик, как и я, утверждает, что за пятьдесят лет химия предоставит волокно для одежды, синтетическую пищу, а в союзе с электричеством и биологией – чудесную панацею от смерти! Знаю одного агронома, разработавшего систему сельского хозяйства на случай охлаждения поверхности нашей планеты. Другой, опять биолог, работает над урегулированием плодности мух и над созданием произвольно или женских, или мужских особей, носясь с мыслью о штучном выращивании гениев, в этот раз… среди оводов и ящериц.

Ленин сидел, заслушавшись. Глаза его были широко открыты и полны блеска. Он ловил каждое слово.

Заметив заинтересованность россиянина, американец продолжал дальше:

– В других областях практических знаний также кипит напряженная работа! Вербуем в настоящее время кадры людей, наиболее даровитых, для принятия и развития надежных доктрин, или научных, или технических; создаем армию высококвалифицированных рабочих с совершенно гармонической связью профессионального образования с физиологическими и психологическими рефлексами; проектируем создание специальной организации для вопросов рационального использования времени, чтобы ни одна минута не была потеряна без пользы.

– Как это замечательно! – вырвался у Ленина возглас восхищения.

– Очень замечательно, но тоже небезопасно, мой дорогой, – заметил мистер Кинг. – Задам вам несколько вопросов, которые объяснят мое опасение. Не грозит ли человечеству опасность, что на основе подобных экспериментов появится человек необычайно могущественный умственно и поставит в зависимость всех от своей воли, быть может, направленной на самый ужасный гнет? Не станет ли создание армии самых даровитых рабочих, наиболее приспособленных для решительных действий, началом нового привилегированного класса, и не станет ли результатом этого еще более глубокая пропасть между общественными прослойками? Не потянет ли это за собой вспышку ненависти, революции, войны? Наконец, что мы сделаем с миллионами обычных рядовых рабочих, систематически выбрасываемых за борт государственной жизни посредством машин-полуавотматов и посредством машин-автоматов и мыслящих машин, какими будут управлять специалисты на основании точных научных исследований?

Ленин долго не отвечал. Морщины шевелились на его лбу, прикрытые веки дрожали.

– Рядовые должны восстать, – прошипел он, – уничтожить избыток автоматов, нужных же держать железной рукой, насильным террором принудить их к служению всему обществу, которое будет контролировать и доводить до конца справедливое деление продуктов.

Американец засмеялся язвительно.

– Разрушение высшей формы цивилизации для блага пассивной и темной толпы? Возвращение к старым методам хозяйствования? – спросил он.

– О, нет! – вскипел Ленин. – Пролетариат отличает большая находчивость в период ужасающего террора! Сумеет он принудить профессионалов к напряженной, добросовестной и передовой работе. Кроме этого, как муравейник, начнет он создавать четко запланированные кадры специалистов во всех отраслях. Будет это начальный этап биологов и психологов!

Кинг широко открыл изумленные глаза.

– Боже! – воскликнул он. – Забрались вы одной ногой в мрачное средневековье, с его насилием и принуждением, а другой в сторону далеких, фантастических лет! И ни в одном, ни в другом ничего не удастся вам построить!

– Увидим! – прошептал Ленин и стиснул зубы.

– Не увидим! – запротестовал американец.

– Страх за жизнь и твердая, немилосердная рука могут совершать чудеса! – шепнул Ленин.

– Чудеса – нет! Злодейства – да! – раздался достойный ответ.

После этих слов, произнесенных с негодованием, американец встал и, взглянув на Ленина, произнес:

– Думал, что вы стремитесь к революции, чтобы встряхнуть материалистичный мещанский мир и проторить дорогу для души. Так думал… в это время вы мечтаете о бандитизме в мировом масштабе. Это страшно!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза
Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза