Читаем Ленин полностью

Старый, нескладный человек с тяжелым лицом, грубо вытесанным, со строгими и мыслящими глазами, с радостью встретил невысокого подвижного приятеля, который, сунув руки в карманы брюк и задравши голову, буравил его проницательными зрачками и говорил как будто для себя:

– Плохо! До черта плохо! Кожа, как земля, глаза набухшие, губы бледные, жизни на лице ни капли! Как так можно? Нужно экономить талант, так как такой встречается нечасто… Я говорю и говорю, а он как тот кот в басне Крылова: «Слушает да ест», что, на самом деле, какие-то пилюли, надеюсь, в любом случае, уплетает!

Оба засмеялись громко и дружелюбно.

Несколько дней они провели вместе.

Владимир Ульянов-Ленин на Капри. Фотография. Начало ХХ века

Обычно выплывали они ранним утром на барке старого рыбака, Джованни Спадаро, и, колыхаясь на мягких волнах лазурного моря, разговаривали тихими голосами обо всем и ни о чем, что умеют делать только настоящие русские, нанизывая на одну нить совершенно разные мысли и впечатления. Но продолжалось это совершенно недолго.

Совершенно случайное слово отрезвляло Ленина.

Он внезапно щурил глаза. Не видел тогда белых и розовых рыбацких парусов; прозрачных, сапфировых волн; серебряных, как будто летящих лебедей, облаков; парящих чаек, далеких дымок пароходов; зелени и цветов, покрывающих крутые цветные склоны Капри. Перед его глазами вставали ряды партийных товарищей, в шуме и панике ищущих вождя, а рядом другие толпы – вооруженные и гневные, бросающиеся в атаку.

– Проклятие! – шептал Ленин и сжимал пальцы.

Горький почти со слезами на глазах рассказал о страшных поражениях, понесенных Россией на полях битвы, о сотнях тысяч убитых крестьян.

– Сколько слез проливается в наших деревнях! – промолвил он, заламывая руки. – Сколько рыданий и горьких криков слышат наши убогие хаты!

Ленин посмотрел на него строгим взглядом и произнес:

– Пусть так будет! Много людей гнездится в этих хатах, на сто войн хватит, всех не убьют! Во всяком случае, это вода на нашу мельницу. Ну да, пусть еще голод придет и крепко прижмет! Революция набухнет, как нарыв. Только ткнуть хорошо! Ха, ха! За эту кровь крестьян и рабочих выльем целое море крови наших врагов и убийц.

Старый рыбак, любящий беззаботный, искренний смех Владимира, в такие минуты с беспокойством и опаской прислушивался к хриплому, глухому тону его речи.

– Да ведь это страшно! – возмутился Горький. – Революция через такую гекатомбу (массовое уничтожение) невинных людей, разорванных, уничтоженных! Нет! Нет!

Ленин поморщил монгольские брови и сказал:

– Только глупец боится забрызгать меч кровью, если имеет меч в руке и знает, для чего его имеет! Для революции нет чрезмерно больших жертв, поверь мне, Алексей Максимович! Помни, что мы являемся сыновьями бунта нашего народа. Пускай же наши враги помогут поднять этот бунт и взметнуть его аж под облака, как красную волну!

– Это ужасная правда! – шепнул писатель.

– Ужасная? – засмеялся Ленин. – Это говоришь ты? Максим Горький? Человек, который вышел из наитемнейшей, наиболее растоптанной прослойки народа? Ты, знаток души бездомного босого, ненавидимой публичной девки, сбунтовавшегося крестьянина и рабочего с просыпающейся мыслью революционной?! Стыдись! Переживаем железные времена. Сегодня не дано нам гладить людей по голове. Руки падают тяжело, чтобы размозжить черепа, раздробить кости без милосердия!

Умолк и через мгновение добавил:

– Нашим наивысшим желанием стало истребление всяческого насилия! Адски тяжелая задача! Достигнем этого насилием и притеснением. Другой дороги нет, так как человек не способен к созданию вещей и понятий идеальных, совершенных в любое время. Понадобились века неволи, чтобы родился бунт, пройдут десятилетия нового гнета и господства железной руки, прежде чем образуется настоящая свобода, которая является ничем иным, только равенством…

Горький ничего не ответил. Не хотел кидать горькие сомнения в душу приятеля, говорящего с таким глубоким убеждением, сильным, обезоруживающим.

Великий писатель понимал, что Ленин в эту минуту обращал не к нему старые мысли и ощущения, но к беднейшим массам, слепо мечтающим о равенстве, к темным беднякам, которых намеревался привести к далекой цели, скрывающейся в зловещей тьме.

Молчал.

Владимир Ульянов-Ленин на Капри.

Фотография. Начало ХХ века

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза
Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза