Сдавалось даже директору, что произошедшие события, несомненно, оттянут начало внутренней войны.
В Зимнем Дворце проходили заседания созданного для помощи родине Демократического Совета. Объявлен съезд Советов Рабочих и Солдатских Депутатов, могло это опоздать, а может быть, даже сделать невыполнимым вооруженное выступление большевиков, действующих под влиянием скрывающегося в Финляндии Ленина.
И внезапно – не только восстание, но уже признаки новой власти: реквизиция автомобилей частных и особенно явный, враждебный настрой восставших.
– Наездились, напились нашей крови, теперь наша пришла очередь… – директор припоминал себе слова солдата.
Очень серьезные и угрожающие признаки беспокоили Болдырева. Было ему уже не до войны. Понимал, что армия рассеянная, самовольно покидающая фронт, дискутирующая по каждому приказу командования и издевающаяся безнаказанно над офицерами, не может сдержать такого сильного противника, как Германия. Опасался только того, чтобы Россия только не отпала от союзников опозоренной и не была смята врагом внутренним, втянутая в водоворот гражданской войны с непредвиденным развитием.
Шел он, направляясь к Литейному проспекту, откуда не доходили еще никакие отголоски уличных боев. Видел четко тучи, собирающиеся над родиной, и пытался найти для нее возможные дороги спасения и надежды.
Эти мысли заслонили ему неизбежный, всегда тяжелый и неприятный разговор с женой. Знал, что так будет, как повторялось это все чаще и внезапней. Признавался себе, что сам давал повод для домашних столкновений, не видел для себя оправдания. Это злило его и доставляло ему неприятность. Особенно мучила его уверенность, что, несмотря на твердое решение, ничего в своей жизни изменить не мог. Был бессильным и беспомощным ввиду настроения, которое завладело им три года назад и лишило его воли. Понимал всю смехотворность, бесцельность, непрочность ситуации, в какую он попал в период внезапного возбуждения и нервного раздражения.
– Болезнь, безумство, и никак с ними не справишься… – шептал он себе в минуту угрызений совести.
Задумавшись, дошел он до Литейного проспекта, бегущего от берега реки к центру города. Не успел, однако, пройти сто шагов, когда с крыши ближайшего дома внезапно раздался сухой стук пулемета.
Болдырев поднял голову, но ничего не заметил. Слышал только захлебывающийся лязг пулемета и громкое эхо, отражающееся от домов, стоящих на противоположной стороне улицы. Сыпались красные обломки кирпича, куски штукатурки разбивались в клубах белой пыли. Со звоном лопались стекла, и с верхних этажей падали на тротуар щепки разбитых рам.
Пулемет умолк, и тогда во фрамугах выбитых окон появились люди и дали залп, метясь в самый верх. Инженер решил укрыться в воротах, но в этот момент с крыши с грохотом и звоном скатился и упал тут же перед ним полицейский с окровавленным лицом. Болдырев побежал к воротам, где уже стояла целая толпа прохожих.
– Гибнет наша Святая Русь! – вздыхала какая-то старушка.
– Какие-то бандиты, предатели родины, хотят захватить столицу, – вторил ей толстый, бородатый купец и быстро начал креститься, как в церкви.
Сидящий на ступенях лестницы бледный молодой человек в потертой одежде, наверное, рабочий, засмеялся дерзко.
– Ну, да! Старые песни! – отозвался он. – Кому нужна эта ваша «Святая Русь», где в тюрьмах убивают людей?! Кому? Вам, только вам! А мы, народ работающий, ничего от нее не имеем. Для вас была она матерью, а для нас мачехой! Теперь мы вам запоем, о чем мы мечтали уже давно. Конец! Пришел наш час!
В разговор вмешались другие, и разгорелся спор.
– Можно было прийти к взаимопониманию без пролития крови! – кричали одни.
– Без сомнения! Только рабочие этого не хотели. Без революции не сдвинется!
– Тоже предатели, выбрали время для восстания! Война гражданская, а здесь враг стоит у порога родины! – крикнул пожилой человек в форме урядника.
Рабочий встал и злым голосом парировал:
– Кричите, кричите, ничего это не поможет! Почему мы с вами должны договариваться? Сами можем вырвать у вас все – и вырвем! Теперь поздно!
– Предатели! – крикнул купец, подходя к рабочему со сжатыми кулаками. – Родину нужно защищать, а не бунты поднимать, собачьи дети!
Рабочий снова засмеялся:
– Наилучшие времена для бунта, господин купец! Если бы не война, задушили бы нас, а теперь вас это ждет! Да, господин буржуй, приходит ваш последний час!
Купец бросился на говорящего и ударил его в грудь. Слабый, худой человек упал от тяжелого удара. Один из стоящих рядом мужчин начал пинать лежащего. Рабочий вскочил и выбежал на улицу, крича:
– Товарищи! Большевиков бьют!
Болдырев не ждал больше, быстро вышел и скрылся в ближайших воротах. Видел, как несколько вооруженных рабочих бросились уже через улицу и окружили поколоченного.
Через мгновение выволокли из ворот купца и внушительного молодого человека в урядничьей шапке. Повели их, погоняя прикладами и кулаками, но внезапно группа остановилась. Арестованных поставили у стены. Рабочие отбежали на середину улицы и дали залп. На тротуаре осталось два неподвижных тела.