Школьный учитель выполнял в деревне Толкачево также иные функции. Он должен был привить своим воспитанникам мысль, что церковь и Бог, о котором он имеет слабое понятие, так как никогда его в глаза не видел, являются для народа одурманивающим и отравляющим опиумом. Он ввел в школу также новую организацию «Коммунистической крестьянской молодежи», так называемый «Комсомол». Школьная детвора должна была иметь одинаковые со взрослыми привилегии, быть независимой от семьи, иметь право осуждать проступки коллег, контролировать учителя, и только одну обязанность — шпионить и доносить властям о словах и поступках родителей и жителей деревни.
Этот педагогический метод сразу же принес грустные плоды: троих мужиков и двух баб бросили в ближайшую городскую тюрьму за ворчание в адрес рабоче-крестьянского правительства.
Госпожа Болдырева, узнав об этом, вызвала усердного, хотя и не слишком умного учителя на разговор о системе воспитания и убедилась в существовании глубокой, глубоко продуманной идеи.
— Революционно настроенные дети, имеющие враждебное отношение к взрослым, являются лучшим способом провести революционные изменения и даже разрушить не только семью, но и общество — писал товарищ Ленин! — кричал с восхищением в голосе учитель.
План был достаточно четким и вызвал в сердце госпожи Болдыревой тревогу. В невежественной, ничем не ограниченной, безыдейной крестьянской массе, мысль, видимо брошенная Лениным неосторожно, под воздействием демагогической тактики, подобно памятному окупленному невинной кровью и уничтожением достояния поколений лозунгу: «Грабь награбленное!», могла привести к непредвиденным и опасным последствиям.
Создание организации коммунистической молодежи закончилось быстро. Данная организация должна была подготовить кадры убежденных коммунистов, подготовленных для пропаганды ленинских идей и имеющих привилегии в каждом проявлении жизни пролетарского государства.
Учитель служил своим ученикам примером. Как человек молодой и веселый он нуждался в забавах и развлечениях. Он не мог спокойно смотреть на развитых, дородных деревенских девок, окружавших его во время школьных посиделок. Особенно ему нравилась одна их них — пухленькая, румяная Катя Филимонова. Он принялся ухаживать за ней и вскоре уговорил прийти к себе в гости. С того момента она бегала к нему по ночам. Родители смотрели на это с неодобрением, делали дочери горькие замечания, но она со смехом отвечала:
— Теперь все женщины свободны и могут сами собой распоряжаться!
Так она и делала, пока не убедилась, что забеременела.
Учитель отторг ее от себя и обратил свое внимание на другую девушку.
Катя родила сына. Власти немедленно забрали его вместе с матерью и отправили в город. В приюте, где она его кормила, он должен был остаться навсегда.
Ребенок должен был принадлежать государству, так как домашнее воспитание, материнская ласка, семейное тепло делало его неспособным думать так, как следовало думать пролетарию.
Тихую до сих пор деревню Толкачево внезапно потрясли события, которые обеспокоили Болдыревых еще больше, чем прежде.
Деревня, в которой находилась так необходимая властям промышленная коммуна, долгое время не сталкивалась с активностью комиссаров, обычно обдиравших людей на основании декретов и без декретов вовсе. Толкачево честно исполняло все законные предписания и не имело никаких конфликтов с властями. Однако через некоторое время в деревню прибыли какие-то агитаторы из Москвы. Они богохульствовали, сбросили крест с церковки, издевались над попом, призывали молодежь к разврату, устраивали дни свободной любви, жертвами которых становились истосковавшиеся по подаркам и развлечениям молодые женщины и девчата.
Толкачево постигла судьба деревни Апраксино. Начались ссоры, распадались семьи; по улицам и в окрестностях сновали толпы убегавших из дома детей, которые, путешествуя из деревни в деревню, попадали в город. Никто о них не заботился, так как занятым домашними дрязгами, разводами, ссорами, драками и жалобами властям родителям не хватало времени на поиски пропавших.
Однажды госпожа Болдырева, разговаривая со знакомой крестьянкой, заметила проходившую мимо дома молодую девушку. Это была дочь деревенского комиссара — Маня Шульгина.
— Как дела? — спросила ее госпожа Болдырева. — Говорят, замуж выходишь. За кого?
— За Степана Лютова, — ответила та, краснея. — Мы как раз должны встретиться, чтобы договориться о дне свадьбы.
— Дай вам Бог счастья! — пожелала госпожа Болдырева.
— Спасибо! — воскликнула девушка и побежала дальше.
Она направлялась к дому Лютовых.
Степан, 18-летний юноша, уже ждал ее у ворот. Он обнял ее одной рукой и повел в сторону стоявшего за домом сарая.
— Куда мы идем? — удивившись, спросила она.
— Мне надо туда заглянуть… — уклончиво ответил он.
Открыв двери сарая, он вошел в него и потянул за собой девушку.
— Слушай, Манька, — сказал он, закрыв двери. — Ты состоишь в коммунистической молодежи, поэтому должна выполнять требования товарищей. Я хочу, чтобы ты немедленно отдалась мне! Брак — это глупый буржуазный предрассудок!