Попытаюсь уговорить Валю (В.С. Сафарову, жену хорошо известного Инессе по совместной поездке в Петербург Г.И. Сафарова. –
Да, чуть не забыл. Вот что можно и должно сделать тотчас в Кларане (там жила Инесса. –
Анну Евгеньевну (Константинович) и Абрама (большевика А.А. Сковно, которого ранее Инесса вместе с Крупской навещали в бернской больнице. –
Жму руку.
Ваш
В Кларане (и около) есть много русских богатых и небогатых русских социал-патриотов и т. п. (Трояновский, Рубакин и проч.), которые должны бы попросить у немцев пропуска – вагон до Копенгагена для разных революционеров.
Почему бы нет?
А Трояновский и Рубакин + К°
О, если бы я мог научить эту сволочь и дурней быть умными!..
Вы скажете, может быть, что немцы
Конечно, если узнают, что сия мысль
Нет ли в Женеве дураков для этой цели?..
В такие моменты, как теперь, надо уметь быть находчивым и авантюристом. Надо бежать к немецкому консулу, выдумывать личные дела и добиваться пропуска в Копенгаген, платить адвокатам цюрихским: дам 300 frs, если достанешь пропуск 4 немцев… Quant à moi je ne comprends rien, mais absolument rien…» («Что касается меня, то я ничего не понимаю, абсолютно ничего» (фр.). –
В этом письме – весь Ленин. Люди, даже те, к кому вождь питает несомненную симпатию, для него – только средство для достижения определённых политических целей. В данном случае – для того, чтобы любой ценой как можно скорее добраться до России. И в выражениях Ильич, по обыкновению, не стесняется. Совершенно незнакомых людей, которых к тому же собирается использовать втёмную для получения заветных паспортов и пропусков, не задумываясь, называет «дурнями» и «сволочью». А ведь у них в связи с этим делом впоследствии могли быть крупные неприятности с полицией!
И, вполне возможно, что Ленин лукавил, когда писал Инессе, будто германские власти могут отказать в пропусках до Копенгагена, если узнают, что инициатива исходит от него. Вероятно, просто не хотел подчёркивать тот факт, что деятельность большевиков объективно была в интересах Германии. И ленинский расчёт, как известно, оказался верен. Слишком выгодно было немцам, чтобы пораженчески настроенные социал-демократы поскорее оказались в России и продолжили свою работу по разложению как армии, так и гражданского населения. Поэтому запломбированный вагон для проезда Ленина и его товарищей через Германию был, как известно, в конце концов предоставлен.
Среди «особых» мер, которые Ленин предполагал использовать для своего возвращения на родину, средства, словно позаимствованные из комедии масок. Например, в тот же день 19 марта он писал В.А. Карпинскому в Женеву: «Возьмите на своё имя бумаги на проезд во Францию и Англию, а я проеду
Я могу одеть парик. Фотография будет снята
Вы тогда должны скрыться из Женевы минимум на несколько недель (до телеграммы от меня из Скандинавии): на это время Вы должны запрятаться архисурьёзно в горах, где за пансион
Если согласны, начните
Что именно ответил Карпинский Ленину, неизвестно, но, скорее всего, мягко уклонился от участия в авантюре, которая лично ему могла стоить принудительной высылки из Швейцарии. Ленин же под своим именем ехать в Англию боялся, полагая, что его либо не впустят в страну, либо интернируют. Осторожный Вячеслав Алексеевич вернулся в Россию только в конце 17-го, уже после победы Октябрьской революции. Идея же с париком была использована Лениным позднее, летом и осенью 1917 года, когда пришлось скрываться от возможного суда по обвинению в шпионаже в пользу Германии.
Карпинский позднее вспоминал, что Ленин предлагал и довольно пикантный «план проезда для отдельных товарищей: выйти замуж за швейцарского гражданина и получить таким образом право проезда и в Германию, и в Россию».[126]