Ленин. Алгоритм революции и образ будущего

В целом если бы уровень потребления остальных стран мира совпадал с британским, то Земля смогла бы прокормить и обогреть человечество только до 1961 года. Сейчас для этого понадобилась бы ресурсная база трех с лишним планет» [152].

А в 1865 г. в переписку с Джевонсом вступили Гладстон и патриарх английской науки Дж. Гершель, Дж.-С. Милль докладывал о книге в парламенте. Напротив, экономическая литература обошла эту книгу почти полным молчанием, хотя ее регулярно переиздавали в течение целого века. Та проблема, которую поднял Джевонс, не была включена в структуру политэкономии.

Та же судьба постигла важнейшую для политэкономии работу Р. Клаузиуса «О запасах энергии в природе и их оценка с точки зрения использования человечеством» (1885). Объясняя смысл второго начала термодинамики с точки зрения экономики, Клаузиус сделал такие ясные и фундаментальные утверждения, что, казалось бы, экономисты просто не могли не подвергнуть ревизии главные догмы политэкономической модели. Однако никакого эффекта выступление Клаузиуса, означавшее смену научной картины мира, на экономическую науку не оказало.

Всякие попытки ввести в экономическую теорию объективные, физические свойства вещей, учесть несводимость их ценности к цене сразу же вызывали критику из политэкономии. Резко выступая против попыток ввести в экономику энергетическое измерение, фон Хайек в статьях 40-х гг. XX в. подчеркивал, что эффективность экономической науки зависит от систематического следования принципу субъективизма. Для экономики имеют значение только предпочтения атомизированных индивидов, заявленные на рынке. Ни товары, ни деньги, ни даже продукты питания не определяются своими объективными качествами, рынку важно лишь мнение экономических агентов [151, с. 182].

Опыт показал, а Хайдеггер так определил сдвиг буржуазного общества к субъективизму: «Безусловная сущность субъективности с необходимостью развертывается как брутальность бестиальности. Слова Ницше о “белокурой бестии” — не случайное преувеличение» [148, с. 306]. Выражение брутальность бестиальности почти невозможно перевести на русский язык (дословно: тупая жестокость зверскости).

Глубокое противоречие в мировоззрении буржуазного общества не изменилось, даже когда стала очевидной проблема распределения дефицитных и невозобновляемых ресурсов между поколениями. Конфликт ценностей стал обостряться — как в в самой культуре Запада, так и с незападными культурами и цивилизациями. Вот структура этого конфликта: рынок распределяет ограниченные ресурсы в соответствии цене, принятой большим числом индивидов (их предпочтения подчиняются закону больших чисел). Очевидно, что будущие поколения не могут в данный момент присутствовать на рынке и выразить свои предпочтения — они еще не родились.

Это противоречие либералы снимали не исходя из объективных факторов, а с помощью принятой морали — в политэкономию были введены идеологические ценности. Одной из этих ценностей является «естественный» эгоизм человека, который вкупе с «невидимой рукой» рынка обеспечивает равновесие рынка. Отсюда выводится формула «Что сделали будущие поколения для меня?». То есть к «сделкам» с будущими поколениями требуют применить принцип эквивалентного обмена. Гершель так и писал о книге Джевонса «Угольный вопрос»: это — атака на эгоизм богатых англичан ныне живущего поколения.

В начале XX в., и особенно в 1917 г., большинство населения России отвергло эту идеологию и такой образ будущего. Русская революция пошла «в обход капитализма». Современные сдвиги нашего населения — другая история, не будем смешивать исторические периоды.23

Перейдем теперь к вопросу, который нас касается непосредственно: как указанные противоречия преломились в политэкономии марксизма? Ведь позиция, занятая по этим проблемам Марксом и Энгельсом, оказала очень большое влияние на воззрения российских революционных движений и сказалась на судьбе России (а также и на мировой общественной науке в конце XIX и в первой половине XX в.).

Лауреат Нобелевской премии Ф. Содди (один из первых экологов — «энергетических оптимистов») сказал: «Если бы Карл Маркс жил после, а не до возникновения современной доктрины энергии, нет сомнения, что его разносторонний и острый ум верно оценил то значение, которое она имеет для общественных наук».24 Вспоминая о словах У. Петти «труд — отец богатства, а земля — его мать», Содди предположил, что «скорее всего, именно ученики пророка забыли указание на роль матери, пока им не освежило память упорство русских крестьян» [151, с. 165, 166].