Ленин. Алгоритм революции и образ будущего

Вот это «упорство русских крестьян», которые отвергали капитализм как зло, и определило силу и вектор Октябрьской революции — это и понял Ленин к 1907 г. Исторический процесс дошел до порога, который большинство крестьян и рабочих не могло переступить — западный капитализм был несовместим с их «образом истинности». В социологии есть понятие — становление зла, когда какое-то явление и институт становятся несовместимы с массовой совестью. Это и произошло за 15 лет до 1917 г.

Это представление стало важной частью образа революции и социализма Ленина. Это был период, когда изменение картины мира обнаружило глубокое противоречие в системе капитализма — конфликт между экономикой и экологией, буржуазным обществом и природой. Это противоречие стало срезом новой парадигмы знания и объяснения мира и общества. В русской версии этой парадигмы Ленин соединил некапиталистическое крестьянское (космическое) мироощущение с возникающей наукой становления. В этом совместном развитии Ленина, большевиков и массы образ будущего, как знамени Октябрьской революции, приобрел такую силу, что на целый исторический период она защитила наши народы от соблазнов западного капитализма.

Дж. Грей писал о том влиянии капитализма, которое он оказал на весь мир: «Даже в тех незападных культурах, где модернизация происходила без вестернизации их социальных форм и структур, воздействие революционного нигилизма вестернизации должно было подорвать традиционные представления об отношениях человека с землей и поставить на их место гуманистические и бэконианские инструменталистские воззрения, согласно которым природа есть не более чем предмет, служащий достижению целей человека» [90, с. 282].

Вот пример этой силы. Социолог У.Р. Каттон (США) приводит такую историю: «В 1921 году голодную общину на Волге посетил корреспондент американской газеты, собиравший материалы о России. Почти половина общины уже умерла с голоду. Смертность продолжала возрастать, и у оставшихся в живых не было никаких шансов выжить. На близлежащем поле солдат охранял огромные мешки с зерном. Американский корреспондент спросил у пожилого лидера общины, почему его люди не разоружат часового и не заберут зерно, чтобы утолить голод. Старик с достоинством отвечал, что в мешках находятся зерна для посева на следующий год. “Мы не крадем у будущего”, — сказал он» [34, с. 21].

А в западной социологии, изучающей отношение поколений, ходил афоризм: «Будущее не голосует, оно не оказывает влияния на рынок, его не видно. Поэтому настоящее стало красть у потомков».25

Можно отметить те принципы политэкономии капитализма, которые послужили барьером на пути соединения экономики с экологией и были приняты в марксизме. Но многим сторонам этих принципов были приданы как бы объективные черты, носящие характер естественного закона.

— Природные ресурсы являются неисчерпаемыми и бесплатными, поэтому они не являются объектом экономических отношений. Они «производятся» и включаются в экономический оборот как товар только в соответствии с издержками на их производство.

Вот формулировки Маркса:

«Силы природы не стоят ничего; они входят в процесс труда, не входя в процесс образования стоимости…

Силы природы… не являются продуктом человеческого труда, не входя в процесс образования стоимости. Но их присвоение происходит лишь при посредстве машин, которые имеют стоимость, сами являются продуктом прошлого труда… Так как эти природные агенты ничего не стоят, то они входят в процесс труда, не входя в процесс образования стоимости. Они делают труд более производительным, не повышая стоимости продукта, не увеличивая стоимости товара» [77, с. 498, 553]).

«Производительно эксплуатируемый материал природы, не составляющий элемента стоимости капитала, — земля, море, руды, леса и т. д… В процесс производства могут быть включены в качестве более или менее эффективно действующих агентов силы природы, которые капиталисту ничего не стоят. Степень их эффективности зависит от методов их применения и прогресса науки, которые опять-таки ничего не стоят капиталисту» [153].

«[Водопад], который дан природой и этим отличается от угля, который превращает воду в пар и который сам есть продукт труда, поэтому имеет стоимость, который должен быть оплачен эквивалентом, стоит определенных издержек. Водопад — такой естественный фактор производства, на создание которого не требуется труда» [154]).

Повторения этой мысли можно множить и множить — речь идет о совершенно определенной и четкой установке, которая предопределяет всю логику трудовой теории стоимости.

— Политэкономия рассматривает товары не как вещи, а исключительно как отношения между людьми. Материальная сущность вещей не имеет значения для экономики, поэтому достигается полная соизмеримость вещей. Под производством понимается производство стоимости и прибавочной стоимости, а не их материальных, вещественных оболочек.

В «Капитале» Маркс заостряет вопрос до предела: