Как член ЦК партии, как член Политбюро ЦК, — известно, что все важные политические вопросы проходят через это Бюро, — как Председатель Совета Народных Комиссаров, как теоретик, как очень опасный полемист, как увлекающий оратор, во всех этих качествах он ежедневно занимался тысячами дел. Запрашивают его мнение по бесчисленным вопросам, и он, основательно обдумав, отвечает на все…
Как все умные люди, он умеет слушать, не прерывает и добросовестно проверяет правильность того, что ему говорят. Если он случайно обнаруживает что-либо, могущее подвергнуть правительство или партию опасности или хотя бы поставить его в скверное положение, он вмешивается и может высказываться в таком случае очень резко, и даже несправедливо. Он может это делать. Он не толстовец и не щадит своих противников, которых он охотно заставляет стоять на горячих углях: Каутский, Чернов и Мартов могут кое-что об этом поведать.
Говорят, что он упрямый фанатик. Нет, он не таков, что бы о нем ни говорили. Так же внимательно, как он слушает противника, так он и читает книги и статьи своих врагов, и делает к ним заметки. Как часто я заставал его изучающим и комментирующим какую-нибудь опубликованную белыми в Берлине, Париже или Токио книгу. Его лицо прояснялось. «Эти люди оказывают нам очень большую услугу. Они обращают наше внимание на все ошибки и глупости, совершенные нами. Мы им благодарны за это». Наоборот, он не любит, чтобы ему льстили или чтобы преувеличивали, будь то и в целях пропаганды, достигнутые в РСФСР положительные результаты.
«Нам не нужны льстецы. Нужно, чтоб нам говорили правду», — сказал он мне однажды, показывая брошюру вновь обращенного в коммунизм француза, дающего литературное и явно неправильное изображение России.
Также презирает он некоторых интеллигентов и проявляет это чувство сильным пренебрежением. Он знает, что у многих интеллигентов нет ничего глубокого, ни ума, ни знаний, и что их эгоизм господствует надо всем. Мы видели это ведь 4 августа 1914 г. (
Он последовательный материалист, он не выносит спиритуализма, идеализма метафизики и учения о морали, ибо он знает, что кроется за этими словами. Он любит определенное и осязаемое, он любит то, что есть. Практик, с острым взглядом и беспощадный, он видит с первого взгляда органическую слабость каждой идеологии, которая под ореолом научности в действительности является не чем иным, как составной частью спиритуализма.
Он — живое доказательство того, что оппортунизм и реализм две существенно различные вещи. Не отказываясь ни от одного пункта признаваемых им теорий, он проявляет в применении их крайнюю гибкость, так как считается с реальностями. Так он, хотя он сам нерелигиозен, не боялся сохранить в России некоторые религиозные обычаи, что вначале вызвало удивление. Религию нельзя уничтожить тем, что будешь препятствовать миллионам едва пролетаризированных крестьян креститься перед иконами и здороваться с попом, но тем, чтобы вытравлять религию из школы и разъяснять детям тупость идолопоклонства. Недавно Ленин проповедовал как средство борьбы против религии метод энциклопедистов и французских писателей восемнадцатого века.
Но это возвращает нас к мыслям и к деятельности Ленина. Трудно, чтобы не сказать невозможно, говоря об этой столь полной и цельной жизни, не касаться дела этой жизни, ибо жизнь Владимира Ильича — это дело.
Т. ДРАЙЗЕР
ЛЕНИН
Когда я был в 1927 и 1928 годах в России, мне случалось видеть на отдаленных окраинах страны, объединенной духом Ленина, крестьян и рабочих, мужчин и женщин, благоговейно склонившихся или обнаживших голову перед бюстом Ленина н, насколько я понял, видевших в нем (и, по-моему, совершенно справедливо) своего спасителя.