Ленин. Дорисованный портрет

В эмиграции Ленин и Соломон были знакомы, и Ленин иногда даже пользовался посредничеством Соломона, хотя в близкий круг Ленина Соломон никогда не входил. Так что лжи в «мемуарах» Соломона предостаточно. Однако и среди лжи — сознательной, вызванной антиленинским социальным (точнее, конечно, антисоциальным) заказом, или лжи невольной, вызванной непониманием Ленина, — всегда можно отыскать зёрна истины, и при всей злой карикатуре на Ленина, которую Соломон нам оставил, он порой пишет несомненную правду.

Так, я верю Соломону в том, что Ленин «зло называл» Керенского «министром из оперетки „Зелёный остров“»… Верю и в то, что в 1900-е годы Ленин, оценивая позицию «отзовистов», то есть тех, кто считал участие социал-демократов в царской Думе ошибкой, говорил Соломону:

— Так могут думать только политические кретины и идиоты мысли, вообще все скорбные главой…

Сказать так — вполне в духе и стиле Ленина. Он порой выражался не только сочно, но и весьма крепко. В июне 1915 года в письме из Зёренберга в Берн Радеку Владимир Ильич, имея в виду политиканское лавирование лидеров II Интернационала, написал: «Моё мнение, что „поворот“ Каутского + Бернштейн + К^о… есть поворот говна (= Dreck [что по-немецки и означает «говно». — С. К.]), которое почуяло, что массы дольше не потерпят, что „надо“ повернуть налево, дабы продолжать надувать массы…»[234].

Но я не верю и не верю Соломону, когда он далее пишет о времени после поражения первой русской революции:

«Надо сказать, что, споря со мной, Ленин всё время употреблял весьма резкие выражения по моему адресу… И вот последние его грубости вывели меня несколько из себя. Но я внешне спокойно прервал его и сказал:

— Ну, Владимир Ильич, легче на поворотах… Ведь если и я применю вашу манеру оппонировать, так и я могу обложить вас всякими ругательствами, благо русский язык очень богат ими…

Надо отдать ему справедливость, мой отпор подействовал на него. Он вскочил, стал хлопать меня по плечам (? — С. К.), хихикая (н-да! — С. К.) и всё время повторяя „дорогой мой“ и уверяя меня, что, увлечённый спором, забылся…»

Здесь налицо позднейшее желание Соломона стать на один уровень с Лениным, а поскольку стать на уровень Ленина Соломон по причине микроскопического масштаба личности не может, он то и дело низводит в своей книге Ленина до своего уровня — микроскопического, «соломонистого»…

Приём и не новый, и не редкий, ибо заурядных мемуаристов — легион, а избранных натур, которых они «описывают» в своих мемуарах, — единицы. И тут опять нельзя не вспомнить незабвенного гоголевского Хлестакова… Соломон был «на дружеской ноге» не с Пушкиным, а с Лениным, но — на хлестаковский манер!

НА КНИГАХ «знавших Ленина» Валентинова и Соломона пришлось остановиться потому, что разбирать все подобные книги смысла особого нет, да и читатель утомится. Но эти две показались мне не просто типичными, но, так сказать, ярко типичными — если, конечно, серость натуры и духовное убожество можно назвать яркими.

Антисоветские зарубежные биографы Ленина писали о нём более отстранённо, что и понятно — тут похвалиться тем, что якобы лично одёргивал «самого Ленина», уже не получалось. Однако уровень понимания Ленина у всех этих биографов не поднимается выше «соломоновского»… Да и желания понять Ленина и его эпоху тоже не наблюдалось… Респектабельный марбургский профессор Георг фон Раух в 1982 году издал небольшую книгу «Ленин», охватывающую все периоды жизни Ленина. Раух вполне признаёт выдающееся всемирно-историческое значение Ленина, но пишет следующее:

«Он открыл, и не только для России, новую эпоху, век, который представляется, с одной стороны, плодом растущей рационализации и механизации культуры человечества, с другой — разгула иррациональных сил и демонических инстинктов человеческой души…»[235]

Намёк понятен: рационализация — это Европа Капитала, а демонические инстинкты человеческой души — это то, на чём якобы строил расчёт Ленин. Но любопытно, что фон Раух ссылается на графа Германа Кайзерлинга и его «остроумное и скандальное эссе „Спектр Европы“», где Кайзерлинг задавался вопросом: «Кто сможет без Ленина понять сегодняшнее душевное состояние нашей части света?» — и далее вопрошает: «Не создан ли в России образец человека того широчайшего внутреннего напряжения, тип которого представляется соответствующим задачам ойкумены?».

Ойкумена у древних греков — это все населённые человеком места. Имея же в виду современную ойкумену и «европейцев нынешней формации», граф писал, что они «слишком узки и провинциальны»…