Ленин. Дорисованный портрет

Линия Ленина нередко бывала гибкой, но всегда — последовательной, непрерывной в своём развитии. Можно ли было сказать то же самое о многих, с кем Ленину по его деятельности профессионального революционера приходилось в эмиграции взаимодействовать?

Отсюда и проистекали разные оценки одного и того же человека в разные периоды. Не Ленин был непоследователен, непоследовательными и противоречивыми были многие из тех, с кем ему приходилось иметь дело.

Политическая эмиграция, а тем более — дореволюционная российская политическая эмиграция, неизбежно была чревата ссорами уже потому, что в психологическом отношении политическая эмиграция — всегда стресс.

Ленин, Крупская и другие — даже самые «твердокаменные» — большевики-ленинцы исключением здесь не были и быть не могли! Просто кто-то переносил стресс мужественно, а кто-то им, так сказать, любовался.

Ленин оказался вне Родины не потому, что совершил уголовное преступление и сбежал от наказания, а потому, что его не устраивало на Родине её общественное устройство и он хотел заменить его другим. Он любил Россию, а жить в ней и работать не имел права, потому что для той России, которая есть, он был официальным изгоем.

Примирись со строем, и сможешь вернуться, увидеть мать, сестёр, брата…

Увидеть русские берёзовые рощи, Волгу, московские улочки, Невский в Питере, пойти в Третьяковку…

Да попросту сможешь услышать родную, русскую речь — не в эмигрантском застолье, а на приволье, под родным небом!

Ан нет!

Конечно, это был стресс — подавляемый, загнанный в подсознание, но постоянный. А на всё это накладывались политические разногласия в партийной среде, непонимание и ещё много всякого разного… В начале января 1911 года Ленин пишет заметочку «О краске стыда у Иудушки Троцкого». Чувства автора в ней заявлены вполне определённо, однако в реальном масштабе времени Ленин публиковать её не стал — она появилась в номере 21 газеты «Правда» от 21 января 1932 года — в очередной день памяти Ленина. Вот она — почти полностью:

«Иудушка Троцкий распинался на пленуме против ликвидаторства и отзовизма. Клялся и божился, что он партиен. Получал субсидию.

После пленума ослабел ЦК, усилились вперёдовцы — обзавелись деньгами. Укрепились ликвидаторы, плевавшие в „Нашей Заре“ перед Столыпиным в лицо нелегальной партии.

Иудушка… стал писать… ликвидаторские статьи… И сей Иудушка бьёт себя в грудь и кричит о своей партийности, уверяя, что он отнюдь перед вперёдовцами и ликвидаторами не пресмыкался.

Такова краска стыда у Иудушки Троцкого»[128].

Как много вместили в себя эти немногие строки! И негодование Ленина в тот конкретный момент. И всю сложность того конкретного момента… И будущие измены и политиканство Троцкого уже советского периода, после смерти Ленина ставшие особенно злостными и опасными.

ЖИЗНЬ в эмиграции всегда не сахар, и даже деятельная политическая эмиграция накапливает психологическую усталость. Причём поводы к этому дают не только враги, оппоненты, но и нередко товарищи. Вот Ленин пишет 25 февраля 1911 года Алексею Рыкову:

«Дорогой Власов! Сейчас получил Ваше письмо и спешу ответить немедленно…

…Ваша основная ошибка — что Вы верите словам и закрываете глаза на дела. Вам наговорили „добрых слов“ разные люди вроде Домова или Алексинского, или ещё не знаю кого, и Вы верите, Вы пишете: „Вперёд (группа отзовистов. — С. К.)… наш возможный союзник…“

Это неправда. Это лживые слова жуликов, готовых обещать что угодно, лишь бы замазать то, что есть, их особую школу, их 85 000 р. от эксов.

Если Домов отходит от „Вперёда“, то ведь Домов — учитель гимназии, обыватель, баба, а не политик. Если Алексинский „ссорился“ с Богдановым и К^о, то теперь вот, вернувшись из Болоньи, он вполне опять помирился…

Вы полагаетесь на слова и оставляете себя бессильным на деле — это значит повторять роковую ошибку…»[129]

«Домов» — это Михаил Покровский, будущий редактор серьёзного ленинского труда об империализме как высшей стадии капитализма, будущий советский академик-историк.

А Алексинский — это и есть Алексинский, бывший «товарищ Пётр» и будущий «разоблачитель» Ленина летом 1917 года. Для характеристики позднего Алексинского ещё эмигрантского образца не мешает познакомиться с извлечением из циркуляра Департамента полиции российского МВД от 7 июля 1913 года № 101901, где сообщалось о расколе в группе «Вперёд»:

«Поводом к расколу послужили разногласия, существующие между двумя лидерами этой группы — бывшим депутатом Алексинским и Луначарским. Разногласия хотя и возникли на почве культурных начинаний Луначарского и приняли внешнюю форму спора о чистоте марксизма, но в действительности носили чисто личный характер благодаря неуживчивому характеру Алексинского, который ранее уже способствовал уходу из этой же группы известного экономиста и бывшего члена Центр. Комитета — Богданова»[130].

Вот таким путём шёл Алексинский — от амбиций к склоке, от склоки — к амбициям, а в итоге — к провокации и предательству.