Ленин и Инесса Арманд

1919 год стал решающим годом Гражданской войны в России. Ленин проницательно заметил, что массовая мобилизация погубит Деникина, как прежде она погубила Колчака. Так и получилось. Почему же Красную Армию, в отличие от белой, массовая мобилизация все-таки не погубила? Дело было в разном социальном составе вооруженных сил противоборствующих сторон. Крестьяне-середняки составляли большинство и у белых и у красных и одинаково часто переходили от одних к другим и обратно или дезертировали и возвращались в родные деревни. Исход войны определяло соотношение между более или менее надежными контингентами Красной Армии и ее противников. И здесь явный перевес был на стороне большевиков. Они могли почти полностью полагаться на поддержку рабочих, а также сельских бедняков и безземельных батраков, составлявших более четверти всего крестьянства. Эти категории населения можно было без особого труда мобилизовать и за паек, денежное довольствие и амуницию побудить отправляться воевать в любую губернию – дома им терять все равно было почти нечего. Об этом хорошо говорил Ленин в апреле 1919 года в связи с мобилизацией на Восточный фронт: «Мы берем людей из голодных мест и перебрасываем их в хлебные места. Предоставив каждому право на две двадцатифунтовые продовольственные посылки в месяц и сделав их бесплатными, мы одновременно улучшим и продовольственное состояние голодающих столиц и северных губерний». Кроме того, привлеченные интернационалистской идеологией большевиков, на их стороне сражались многие бывшие пленные: австрийцы, венгры, чьи страны проиграли мировую войну, дезертиры из Чехословацкого корпуса, а также латыши и эстонцы, у которых родина была оккупирована германскими войсками. Немало было в Красной Армии и китайцев и корейцев, в годы Первой мировой использовавшихся для работ в прифронтовой полосе. Латышские и интернациональные части свободно можно было перебрасывать с фронта на фронт, а также использовать для подавления крестьянских восстаний. У белых же стойким кадром были куда меньшие по численности офицеры, юнкера и небольшая часть интеллигенции, готовая сражаться с большевиками либо за будущее Учредительное собрание, либо за восстановление монархии (эти две последние группы к тому же враждовали друг с другом). К тому же из примерно 250 тысяч офицеров русской армии около 75 тысяч оказалось в рядах Красной Армии, до 80 тысяч вообще не приняли участия в Гражданской войне, и только около 100 тысяч служили в антисоветских формированиях (включая армии Польши, Украинской Народной Республики и Прибалтийских государств). Поддерживавшие же порой белых и враждебные большевикам более или менее зажиточные крестьяне и казаки за пределами своей губернии или области воевать не хотели, чтобы не удаляться от хозяйства. Это ограничивало возможности белых армий по проведению крупномасштабных наступательных операций и быстрой переброски частей с одного участка фронта на другой.

После возвращения из Франции Арманд стала часто навещать Ленина. Крупская свидетельствует: «В конце 1919 года к нам часто приходила Инесса Арманд, с которой Ильич особенно любил говорить о перспективах движения. У Инессы старшая дочь уже побывала на фронте, чуть не погибла во время взрыва 25 сентября в Леонтьевском переулке (в этот день произошел мощный взрыв бомбы в помещении Московского комитета партии, в результате которого было убито и ранено несколько десятков человек, в том числе секретарь МК В. М. Загорский; присутствовавшая на расширенном заседании МК И. А. Арманд не пострадала. – Б. С.). Помню, как Инесса пришла к нам однажды с младшей дочерью Варей, совсем молодой тогда девушкой, потом ставшей преданнейшим членом партии. И Ильич при них, как я по старинке выражалась, «полки разводил»; помню я, как поблескивали глаза у Варюшки». Можно заподозрить, что в отсутствие Надежды Константиновны и девочек Инесса с Ильичом говорили отнюдь не о «перспективах движения», и Ленин, если и «разводил полки», то не на политическом, а на любовном фронте.

В феврале 1920 года Ленин и Инесса простудились и не могли навещать друг друга. Болела в ту пору и Крупская. У Арманд же как на беду вышел из строя телефон, и ей нельзя было позвонить. Поэтому сохранилось несколько ленинских записок тех дней, адресованных Инессе: «Дорогой друг! Хотел позвонить к Вам, услыхав, что Вы больны, но телефон не работает. Дайте номер, я велю починить. Что с Вами? Черкните два слова о здоровье и прочем. Привет!» Ленин настойчиво советовал выполнять все предписания врачей, ни в коем случае не выходить с высокой температурой на улицу, обещал достать для Инессы остродефицитные тогда калоши – чтобы она больше на простужалась, и специально узнавал размер обуви. Еще Ильич беспокоился: «Времена скверные: сыпняк, инфлуэнца, испанка, холера. Я только что встал и не выхожу. У Нади 39°, и она просила Вас повидать. Сколько градусов у Вас? Не надо ли чего для лечения. Очень прошу написать откровенно. Выздоравливайте! Ваш Ленин».