Ленин. «Сим победиши»

Г.Г. Хмуркин проделал огромную работу, изучив 35 диссертаций, освещавших данную проблему в самых различных регионах страны. Причем отдельным епархиям было посвящено по несколько диссертаций, защищенных уже в начале нашего XXI столетия, так что более репрезентативного исследования пока не существует.

И что же?

В Москве судили и расстреляли 5 человек (4 священника и 1 мирянин), в Петрограде и губернии — 4, в Шуе — 3 (2 священника, 1 мирянин), в Смоленске — 5 (1 священник, 4 мирянина). К высшей мере наказания приговорили: в Новочеркасске — 5, в Новгородской епархии — 3 (2 священника, 1 мирянин), в Пензенской — 2, в Томске — 7, в Иркутской и Читинской областях — 2, в Ставрополье — 1.

И хотя часть этих приговоров не была приведена в исполнение, общая цифра не достигает и 40 человек. Конечно, и это ужасно, но одно очевидно: рассказы о «десяти тысячах невинно убиенных» являются не более чем идеологическим мифом.

Многие действительно полагали тогда, что проблема взаимоотношений с церковью в основном решена. Ленин, однако, не питал на сей счет никаких иллюзий. И когда в Наркомюсте стали поговаривать о том, что теперь «церковный отдел» можно ликвидировать, ибо дело сделано, Владимир Ильич ответил: что касается отделения церкви от государства, то может оно и так. Но вот относительно отделения людей от религии, все обстоит совсем не так334.

Впрочем, следует особо отметить, что с последней декады марта 1922 года Ленин прямого участия в церковных делах уже не принимал. 27 марта открывался XI съезд РКП (б), и ему надо было сосредоточиться на завершении подготовки отчетного доклада и других документов съезда.

Лишь 12 апреля он принял участие в голосовании членов Политбюро о включении епископа Антонина в ЦК Помгола для непосредственного участия в работе по реализации церковных ценностей для помощи голодающим335.

Всего в результате их изъятия было получено 33 пуда золота, 24 тысячи пудов серебра, 14 пудов жемчуга и десятки тысяч драгоценных камней — гораздо меньше, чем предполагали. Еще меньше удалось реализовать, ибо спрос на золото и драгоценности на Западе в связи с кризисом резко упал. Но и то, что получили, было благом336.

Весна 1922 года, помимо так называемой «церковной революции», вписала в историю России и совершенно иную страницу, которую современники справедливо назвали «Великим севом».

К середине мая только в Поволжье завезли 25 миллионов пудов семенного зерна: 105% задания. Елизавета Драбкина пишет, что немало было людей, убежденных в том, что уж они-то знают свой народ, которые уверяли, что «не меньше третьей его части, а то половину крестьяне съедят: "Это неизбежно, инстинкт жизни заставит". Эти люди не знали русского крестьянина, его чувства к земле: человек может умереть, но земля должна быть засеяна, в ней — жизнь...»

Та же деревня не услышала призыва Патриарха подняться против «миродержателей тьмы». Произошло чудо: «лежавшая пластом деревня собрала остаток своих сил и поднялась, готовая к новой схватке со смертью».

Елизавета Драбкина, побывавшая в наиболее пострадавших от голода районах, рассказывает: «На пункты раздачи семян потянулись не люди, а тени с мешками за спиной... Семена тащили на себе. Пахали на себе, впрягаясь в соху по десять человек. Падали, лежали на земле, поднимались, снова пахали. Если не могли тянуть соху, ковыряли землю лопатами. Ели курай, помет, падаль, но высеяли все семена до последнего зернышка...

Весна в тот год выдалась не ранняя и не поздняя. Перед самым севом прошли обильные дожди. Зерно ложилось во влажную пашню. Быстро зазеленели густые всходы. К концу мая выколосилась яровая рожь. Пшеница пошла в трубку. Все обещало хороший урожай. И те, кто буквально кровью своей засеяли эти поля, мечтали теперь об одном: дожить до нового хлеба!»337.

Несостоявшийся отпуск

Ленин полагал, что его пребывание в Горках будет временным, ибо ни о каком отдыхе там не могло быть и речи. Деловая нагрузка оставалась той же, что и в Москве, прибавлялось лишь время на довольно изнурительную дорогу. Но и возвращаться в Корзинкино, откуда он уехал накануне съезда, Владимир Ильич не собирался.

На этом, в частности, настаивал Дзержинский. «Мне кажется, — написал он, — стоит Вам из Корзинкино уехать, и я думаю, что можно сейчас вернуться в Горки, хотя не произведены еще работы. Я опасаюсь Вашего пребывания сейчас в Корзинкино, так как враги наши об этом знают...»338

Дабы не превращать Горки в проходной двор, ГПУ решило выселить оттуда находившийся по соседству санатории МК РКП(б). Однако, узнав об этом, 4 апреля Ленин выступил против, ибо он уже твердо решил сменить место пребывания. Вероятно, еще 31 марта он встретился с немецкими врачами О. Фёрстером и Г. Клемперером, которые, осмотрев Владимира Ильича и выписав ему снотворное (веронал) и сосудорасширяющее (сомнацетин), посоветовали уехать куда-нибудь в горы339.