Владимир Александрович и Петр Петрович держали его почти на весу на руках, временами он глухо стонал, судорога пробегала по телу, я держала его сначала за горячую мокрую руку, потом только смотрела, как кровью окрасился платок, как печать смерти ложилась на мертвенно побледневшее лицо.
Профессор Фёрстер и доктор Елистратов впрыскивали камфару, старались поддержать искусственное дыхание, ничего не вышло, спасти нельзя было»286.
Владимир Сорин, отдыхавший в те дни в Горках, рассказывает: «21 января. О Вл.И. известно, что... последние два дня ему нездоровится. Так как неоднократно бывали случаи, когда при общем улучшении состояния здоровья Вл.И. выпадали и менее счастливые дни, то и этому недомоганию не придавали большого значения.
В домике, где живет А.А. Преображенский, всегда известно, в каком состоянии здоровье Вл.И. Сегодня была М.И. Да, немного хуже обыкновенного, но и только. Ничего тревожного.
Часов в 12 (или позже?) в санаторий, где теперь, во время болезни Вл.И., живут только доктора и приехавший на пару дней Н.И. Бухарин, пришел из большого дома один из докторов и сообщил, что "дело идет к явному улучшению и старик сейчас спит. К весне вылечим наверняка".
Разговор с Н.Ив.: "что же, может быть, Вл.И. еще будет на съезде, скажет хоть маленькую речь? Почему это невозможно?"
...6 часов вечера. Я был в маленьком домике, когда пришел кто-то от Марии Ильиничны с просьбой прислать камфару... Сразу стало тревожно и беспокойно... Я тотчас же решил пойти к Бухарину в санаторий... Н.Ив. изменился в лице... И сейчас же пошел со мной к большому дому. Условились, что Н.Ив. поднимется наверх... и узнает у М.Ил. о состоянии здоровья Вл.И. (вообще, чтобы не волновать Вл.И., товарищи не показывались ему)...
Кругом стояла тишина. Все казалось обычным как всегда. Но было кое-что и необычное, тревожное:
Бухарин не возвращался... Вдруг резко с размаху хлопнула дверь внизу... И через секунду, не успел я выбежать на площадку, как раздался чей-то ужасный, ни с чем несравнимый крик, который без слов говорил о том, что в большом доме случилось что-то непоправимое»287.
Запись врачей лишь уточняет часы: в 16 часов приехали Фёрстер и Осипов; в 16.45 Осипов осмотрел больного — цвет лица хороший, пульс 86 в минуту хорошего наполнения, деятельность сердца правильная; в 17.15 В.И. осмотрел Фёрстер и не отметил ничего нового; в 17.30 дыхание участилось, пульс 90, температура 37о; 17.45 дыхание прерывистое, неравномерное; 18.45 глаза открыты, два-три глубоких вздоха, температура 42,3о, внезапный прилив к голове... 18.50 остановилось дыхание. Голова откинулась назад, резкая бледность покрыла лицо».
27 января Леонид Борисович Красин написал жене письмо. «И горе и скорбь невыразимая, но и сознание чего-то неизъяснимо великого, точно крыло Истории коснулось нас в эти жуткие и великие дни.
...За несколько часов до смерти В.И. у меня был один из врачей, живших в Горках, и передавал о значительном улучшении в физическом состоянии В.И., хотя тут же прибавлял, что случайное разрушение какого-нибудь сосуда может вызвать дальнейшее прогрессирование паралича и даже смерть. Так и вышло: кровоизлияние в области четыреххолмия парализовало дыхание, и смерть наступила моментально.
...Мука В.И. состояла в неспособности самому припоминать слова и говорить что-либо. Он был буквально в положении человека, на глазах у которого происходят понятные ему события, надвигается какое-нибудь несчастье, он видит это все и знает, как этому помочь или как это предотвратить, но у него нет способа сообщаться с людьми, он не может им ни написать, ни крикнуть о том, что видит и знает!
...Он точно выждал окончания этой безмерно затянувшейся и часто безобразной по форме партийной дискуссии, чтобы, ударив всех как обухом по голове своим уходом из жизни... выявить перед сознанием всей партии ничтожность и мелочность этой борьбы по сравнению с той потерей и переменой не только во внутренней, но и в международной обстановке, которая создается тем, что "ЛЕНИНА НЕТ БОЛЬШЕ!"»288
«Завещание»
Теоретическая и практическая деятельность Ленина переплелись между собой столь тесно, что нередко сложнейшие решения конкретных повседневных проблем заслоняли собой те теоретические выводы, которые целиком определяли данные решения. Это проявилось и в судьбе тех документов, которые составили так называемое ленинское завещание.