Ленин. «Сим победиши»

В ночь на 10-е, в 0 час. 30 мин, Владимир Ильич едет в Горки, а в 9 утра 10 августа возвращается в Москву, ибо для всех уже становится очевидным, что обстановка в Горках складывается примерно такая же, что и в кремлевской квартире, с той лишь разницей, что осуществлять медицинский и прочий контроль в Москве было гораздо легче.

Для самого же Ленина одними из решающих причин переезда становятся, видимо, неполадки со связью. Об этом он упоминает в письме наркомпочтелю B.C. Довгалевскому: «безобразия с моим телефоном из деревни Горки. Сегодня, 6/8, суббота, Харьков — Москва слышно, как мне передают, прекрасно. У меня же: не слышат меня (я слышу Москву) и прерывают десятки раз. ... Когда мы получим на 30-40 верст телефон, подобный питерскому и харьковскому на 600-750 верст?»313

С переездом в Москву все вновь вернулось «на круги своя». Из решения пленума реализуется немногое: до конца августа ни одного публичного выступления, в заседании Политбюро Ленин участвует лишь 25-го, да и количество встреч невелико — с Шлихтером, Теодоровичем, Цюрупой, Сапроновым, Дзержинским и Уншлихтом.

Это лишь фиксация заседаний и встреч. Но достаточно перелистать Биохронику за этот месяц, чтобы убедиться, что объем работы, в сравнении с предшествующими месяцами, не уменьшился. И речь идет не о «зряшной суете», а о важнейших вопросах внутренней и внешней политики Советского государства.

За город ему удалось выехать лишь 27-29 августа. И, возможно, это была поездка на охоту с братом Дмитрием Ильичем в окрестности деревни Богданово Подольского уезда314.

Ну а в сентябре, судя по материалам той же Биохроники, о решении пленума 9 августа уже никто не вспоминал. 13-го Владимир Ильич участвует в заседании Политбюро и председательствует на заседании Совнаркома. 14-го — заседание Политбюро, 16-го — председательствование в СТО, 17-го — совещание работников Центросоюза. 20-го — Совнаркомом обсуждались десятки вопросов и продолжалось заседание не менее 4-6 часов. Что же касается встреч и бесед, то и они в сентябре тоже исчисляются десятками.

Все эти контакты, как и наблюдение за общим ходом дел, в частности, диктовавшим необходимость применения чрезвычайных мер для борьбы с голодом, приводят Ленина к мысли о необходимости нового разговора с партийным активом по вопросам, связанным с проведением новой экономической политики.

Выступления Владимира Ильича в мае на X партконференции о необходимости «зарубить себе на носу» и запомнить, что НЭП — это «всерьез и надолго», и резолюции конференции о том, что эта политика, установленная «на долгий, рядом лет измеряемый, период времени», оказалось, видимо, недостаточно.

Но главное, эти сомнения — не без помощи политических оппонентов — уходили «вниз». Тамбовский уком РКП(б) весьма осторожно сообщал, что «кое-где, благодаря отчасти эсеровской агитации, наблюдается некоторое недоверие крестьян к новым мероприятиям Советской власти. Некоторые крестьяне видят в перемене курса продполитики новый подход, имеющий своей целью побудить лишь крестьян к поднятию сельского хозяйства, чтобы затем (примерно осенью) снова круто повернуть к разверстке»315.

Возможно, эти соображения и побудили Владимира Ильича в начале октября определить для себя ряд сюжетов, которые необходимо развить в публичных выступлениях и в задуманных статьях. И первую из них — статью о предстоящей четвертой годовщине Октябрьской революции — он начинает разрабатывать задолго до юбилея316.

Важно было еще и еще раз объяснить, почему после победы в гражданской войне стало необходимым предпринять шаги, которые многими воспринимались лишь как сдача завоеванных позиций. И лучший способ прояснить смысл данного поворота, полагал Ленин, — выйти за рамки текущих событий, выбрать иной, более масштабный угол зрения и посмотреть на произошедшее с точки зрения исторической перспективы.

«Чем дальше отходит от нас этот великий день, — пишет он, — тем яснее становится значение пролетарской революции в России, тем глубже мы вдумываемся также в практический опыт нашей работы, взятый в целом»317. Этот опыт Владимир Ильич осмысливает, пользуясь принятой ныне терминологией, в рамках глобальных проблем современности.

Главнейшая среди них — война и судьба человечества. Прошло три года со времени окончания мировой войны. Накануне ее во всех «цивилизованных» странах мира люди слышали — и со стороны правительств, и со стороны всевозможных международных общественных и политических организаций — тысячи самых торжественных заверений о том, что война бесчеловечна, что ее не будет, что ее никто не допустит. А в результате — десятки миллионов убитых. И миллионы людей во всем мире, пишет Ленин, размышляли «о причинах вчерашней войны и о надвигающейся завтрашней войне...».