Ленин. Спаситель и создатель

Впрочем, наиболее существенным фактом стало признание книги в России и её широкое распространение. „Что делать?“ находили при обысках в обеих столицах, в Киеве, Одессе, Казани, Нижнем Новгороде, на Кавказе…

В книге было пять разделов: „I. Догматизм и свобода критики“, „II. Стихийность масс и сознательность социал-демократии“, „III. Тред-юнионистская (т. е., – ориентирующая на экономическую борьбу, – С.К.) и социал-демократическая (революционная, – С.К.) политика“, „IV. Кустарничество экономистов и организация революционеров“ и „V. План общерусской политической газеты“.

Последним пунктом в последнем разделе стояло: „Какого типа организация нам нужна?“

Ленин делил историю русской социал-демократии на три периода: первый, когда „число сторонников нового направления в России измерялось единицами“; второй – „период детства и отрочества“; и третий, ещё не закончившийся „период разброда, распадения и шатаний“…

Конечно, многое в этой, важнейшей для своего времени, ленинской работе, сегодня представляет чисто исторический интерес, но многое – с учётом того, что Россию опять сделали капиталистической, не устарело. Как, например, следующие слова Ленина:

„Не столько прямым отрицанием „великих слов“ занимались герои этого (третьего, – С.К.) периода, сколько их опошлением: научный социализм перестал быть целостной революционной теорией, а превращался в мешанину…; лозунг „классовая борьба“ не толкал вперёд к всё более широкой, всё более энергичной деятельности, а служил средством успокоения, так как ведь „экономическая борьба неразрывно связана с политической“; идея партии не служила призывом к созданию боевой организации революционеров, а оправдывала какую-то „революционную канцелярщину“ и ребяческую игру в „демократические“ формы…“[266]

Это ведь ленинский „камень“ и в нынешний наш „коммунистический“ „огород“, и чем скорее мы его (этот „камень“) уберём, тем более обнадёживающим будет будущее народов России.

В „Что делать?“ Ленин высказал и одну такую мысль, которую в брежневском СССР повторяли настолько часто, что она уже не воспринималась как нечто свежее и жизненно верное. Сейчас же её нельзя не довести до сведения читателя – как тоже злободневную:

„Вопрос стоит только так: буржуазная или социалистическая идеология. Середины тут нет (ибо никакой „третьей“ идеологии не выработало человечество, да и вообще в обществе, раздираемом классовыми противоречиями, и не может быть никогда внеклассовой или надклассовой идеологии). Поэтому всякое умаление социалистической идеологии, всякое отстранение от неё означает тем самым усиление идеологии буржуазной…“[267]

Социальные глупцы (не говоря уже о социальных негодяях!) всегда отрицали и отрицают универсальность этой ленинской мысли, но задолго до Ленина (и даже задолго до Маркса) такой проницательный и трезвомыслящий, а одновременно и абсолютно беспринципный, предельно циничный человек, как Шарль-Морис Талейран, „первый дипломат XIX века“, делил людей лишь на две категории. Он заявлял: „Общество разделено на два класса – стригущих и стриженных“[268].

Как видим, подход, вполне совпадающий с ленинским подходом к вопросу! Вот только Талейран далее заключал: „Нужно всегда быть с первыми против вторых“, а Ленин всегда был на стороне вторых против первых, а точнее – он жил и работал для того, чтобы уничтожить подобное разделение общества.

А вот ещё одна „вечная“ – для классового общества, мысль:

„…без „десятка“ талантливых (а таланты не рождаются сотнями) испытанных, профессионально подготовленных и долгой школой обученных вождей, превосходно спевшихся друг с другом, невозможна в современном обществе стойкая борьба ни одного класса…“[269]

Собственно, это рецепт для вообще любого эффективного руководящего ядра в любой сфере человеческой деятельности. Ни один, даже самый сильный, лидер не достигал успеха, если он не имел сильной „команды“.

Ленин писал, что он видит партию как намеренно узкую организацию „умников“, то есть – „профессиональных революционеров, всё равно – из студентов или из рабочих они выработаются“, но узкую организацию таких членов, которые будут вести работу не как заговорщики, а как организаторы широкого состава „лиц и из числа рабочего класса и из остальных классов общества“.

Он пояснял при этом, что „десяток умников выловить гораздо труднее, чем сотню дураков“[270].

Хотя Ленина нельзя отнести ни к экстравертам, ни к интравертам, он был по натуре человеком открытым, эмоциональным. Тем не менее, в его политических работах темперамент не так уж и часто проявлялся в ярко образных формах – Ленин избегал „красивостей“ и предпочитал писать „по делу“. Но если он хотел сказать сильно, он это умел! И уже в начале „Что делать?“ он, обращаясь к оппонентам, написал: