В России к началу ХХ века системная ситуация была близка к допетровской. Не так, конечно, зримо, но Россия опять всё более отставала от развитого мира, и необходимы были экстраординарные,
Собственно, потенциально это место было первым!
Царская Россия ликвидировать разрыв не смогла к 1917 году, и тем более не смогла бы сделать это после 1917 года, если сохранилась бы…
Буржуазная Россия, как детище буржуазного Учредительного собрания, если бы оно не было распущено, тоже ничего не смогла бы… Буржуазное правительство, приди оно в январе 1918 года на смену Советскому правительству, не сумело бы контролировать ситуацию и просто ввергло бы страну в необратимый хаос.
Конечно, со временем хаос бы закончился, но вышла бы из него Россия не обновлённой, а закабалённой Западом – без каких-либо серьёзных исторических перспектив на цивилизационную первоклассность.
Великой альтернативой закабалённой России была Россия только социалистическая, однако на этом пути мгновенного и лёгкого быстрого успеха полуразрушенной стране ожидать не приходилось.
На X съезде партии, который проходил в Москве с 8 по 16 марта 1921 года – впервые в относительно мирных условиях, Ленин сравнил состояние России с состоянием «человека, которого избили до полусмерти»… Имея в виду Россию, он говорил 15 марта:
– Семь лет колотили её, и тут дай бог, с костылями двигаться! Вот мы в каком положении! Тут думать, что мы сможем вылезти без костылей, – значит ничего не понимать![1164]
Ленин признал факт переутомления и изнеможения масс после семи лет войны, напомнив, что даже в передовых странах четыре года войны до сих пор дают себя знать…
Он говорил прямо:
– Это изнеможение, это состояние – близкое к полной невозможности работать. Тут нужна экономическая передышка. Мы рассчитывали золотой фонд употребить на средства производства. Лучше всего делать машины, но если бы мы и купили их, мы бы этим самым построили наше производство. Но для этого нужно, чтобы был рабочий, чтобы был крестьянин, который мог бы работать; но он в большинстве случаев не может работать: он истощён, он переутомлён. Нужно поддержать его, нужно золотой фонд бросить на предметы потребления, вопреки нашей прежней программе…
И тут же прибавил:
– Прежняя наша программа была теоретически правильна, но практически несостоятельна…[1165]
Речь шла о необходимости допущения свободной торговли, о том, что уже на Х съезде будет определено как «новая экономическая политика» – знаменитый НЭП…
НЭП не был признанием бессилия или ошибочности пути. Путь был выбран верно, однако на нём «бывшие» и интервенты выставили так много «рогаток», что преодоление их истощило те силы, которые Ленин рассчитывал расходовать на движение вперёд. В итоге надо было допускать в России НЭП, задумываться о введении ряда иностранных концессий, и учиться, учиться хозяйствовать….
При этом НЭП, иностранные концессии, допущение элементов капитализма Ленин рассматривал именно как костыли, которые должны поддержать больного человека, но которые надо будет в перспективе отбросить, как только наступит выздоровление.
Практическая несостоятельность программы немедленного перехода к социализму не означала её теоретической неправоты… Таким образом, для Ленина вопрос стоял не о пересмотре стратегии исторического развития России, а о новой, применённой к реальностям дня, политической тактике… Стратегия же была определена знаменитой ленинской формулой: «Коммунизм – это есть Советская власть плюс электрификация всей страны».
Какой только чепухи – откровенной, очевидно невежественной чепухи! не написано о Ленине за последние два десятка лет. Сегодня кое-кто договаривается до того, что и план-де электрификации России – инициатива не Ленина, а императора Николая II, а Ленин-де сей план у императора просто украл.
Это даже не смешно, и даже не грустно! Это вне рамок не то что истории, но даже Канатчиковой дачи. Я скорее поверю в то, что планами электрификации России интересовался император Пётр Первый, чем император Николай Второй. Не те интересы у последнего Романова были.
Возможно, вся эта «развесистая клюква» произрастает на почве искажённой информации о том, что первые инженерно-научные проекты, намечавшие, например, перспективу комплексного решения судоходных и энергетических проблем Днепра, появились ещё в 1905 году и принадлежали С. П. Максимову и Г. О. Графтио.
Позднее, в январе 1914 года, от имени министра путей сообщения в Государственной Думе было запрошено 37 миллионов рублей на постройку днепровских шлюзов (в порожистой части Днепра) по проекту инженера А. И. Розова, которому вскоре стал оппонировать проект профессора Б. А. Бахметева (будущего «керенского» посла в США), где полнее рассматривались вопросы также гидроэнергетики.