Ленин — Сталин. Технология невозможного

На самом деле Николай технически не мог ничего сделать для нормализации государственной жизни — и прекрасно это понимал, не зря с самого начала царствования ему сопутствует чувство обреченности. Не мог просто потому, что… не мог, и все! В экономике: бесполезно поднимать деревню — надо сначала проводить аграрную реформу, укрупняя хозяйства и силой сгоняя лишних крестьян с земли. Нельзя проводить аграрную реформу, потому что тут же полыхнет. Нельзя сгонять крестьян с земли, потому что город не готов их принять. Бесполезно поднимать промышленность, пока деревня в таком состоянии — надо проводить аграрную реформу… далее по тексту. В политике: бесполезно поддерживать «патриотов» — за ними никто не стоит. Бесполезно договариваться с «демократической» общественностью — то, чего она хочет, мгновенно разрушит государство. Бесполезно воздействовать на прессу, ибо пресса живет с тиражей, и спросом пользуются исключительно одни гадости. Вообще бесполезно предпринимать любые политические шаги в той сгнившей каше, которую представляла собой верхушка Российской империи — для начала надо полностью вычистить гниль, выскоблить до здоровых тканей, но пришлось бы снять всю верхушку, начиная с царской фамилии, а это невозможно. Бесполезно… Бесполезно… Бесполезно…

Что бы ни сделала государственная власть, какие бы шаги ни предприняла, страна была обречена. Подмораживать тоже нельзя до бесконечности. Рано или поздно в России должен был появиться правитель, который даст неизбежному совершиться.

Чтобы понять Николая II, надо знать кое-что, по нынешним временам малопонятное. В первую очередь, православное понимание жизненного креста. Николай не хотел быть царем и с самого начала воспринимал это занятие как крест — в прямом, кстати, смысле, ибо при случае напоминал, что родился в день Иова Многострадального. Но крест полагается нести, пока Божья воля или, на светском языке, непреодолимые обстоятельства, не избавят от него человека. У Николая были свои определенные взгляды на царское служение, проистекавшие отнюдь не из политических теорий, и он делал то, что считал нужным в соответствии со своими взглядами. Стоит ли удивляться, что сплошь безбожная российская верхушка его не понимала тогда и не понимает теперь?

Самая простая аналогия — капитан горящего корабля, который один из всех знает, что пожар потушить невозможно и спокойно стоит на мостике, не участвуя в палубной суете. Объяснений такой позиции два, на выбор — полное ничтожество или высокое мужество. Оба подходят, и оба одинаково доказуемы…

Глава 7 ПРАЗДНИК НЕПОСЛУШАНИЯ

Насладившись в полной мере великолепным зрелищем революции, наша интеллигенция приготовилась надеть свои мехом подбитые шубы и возвратиться обратно в свои уютные хоромы, но шубы оказались украденными, а хоромы были сожжены.

Василий Розанов. Революция и интеллигенция

1914 год обострил все противоречия до полной невыносимости. Россия не готова была участвовать в современной войне, да и Германия являлась для нас естественным стратегическим союзником — по крайней мере, более естественным, чем Англия и Франция. Но, как мы помним, большинство акций российских предприятий принадлежало иностранцам, причём в основном англичанам и французам — а кто девушку ужинает, тот её и танцует…

Кроме того, в отличие от немцев, которые не обращали особого внимания на тайную дипломатию, будущие союзники начиная с конца XIX века стали усиленно вербовать себе сторонников в верхах русского общества — а это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Особенно они преуспели среди государственных чиновников и в высшем свете. К Франции русская верхушка тяготение имела давно, а в конце века в моду вместо французских гувернеров вдруг вошли английские няни — это, знаете ли, симптом…

В начале XX века в России сформировалась могущественная проанглийская группировка, намного превосходившая и германофилов, и «патриотов». Каждый из них на своем месте тянул в определенную сторону. Можно проигнорировать какого-нибудь средней руки юриста — но не сто юристов, поющих одну песню. А как проигнорируешь великого князя Николая Николаевича, самого последовательного ненавистника Германии в великокняжеской фамилии? А вдовствующую императрицу с ее «параллельным двором» и все теми же английскими нянями для царских детей?