Ленин – Сталин. Технология невозможного

«Спекуляция всех видов и игра на бирже достигли пароксизма. Громадные состояния возникали из кровавой пены. Недостаток в столице хлеба и топлива не мешал придворному ювелиру Фаберже хвалиться тем, что никогда еще он не делал таких прекрасных дел. Фрейлина Вырубова рассказывает, что ни в один сезон не заказывалось столько дорогих нарядов, как зимой 1915/16 года, и не покупалось столько бриллиантов. Ночные учреждения были переполнены героями тыла, легальными дезертирами и просто почтенными людьми, слишком старыми для фронта, но достаточно молодыми для радостей жизни. Великие князья были не последними из участников пира во время чумы. Никто не боялся израсходовать слишком много. Сверху падал непрерывный золотой дождь. «Общество» подставляло руки и карманы, аристократические дамы высоко поднимали подолы, все шлепали по кровавой грязи – банкиры, интенданты, промышленники, царские и великокняжеские балерины, православные иерархи, фрейлины, либеральные депутаты, фронтовые и тыловые генералы, радикальные адвокаты, сиятельные ханжи обоего пола, многочисленные племянники и особенно племянницы. Все спешили хватать и жрать, в страхе, что благодатный дождь прекратится, и все с негодованием отвергали позорную идею преждевременного мира»[128].

Еще бы при таких барышах не считать «союзнический долг» святым, а сепаратный мир – позорным!

К концу войны снарядов уже хватало – то ли по причине увеличения их производства, то ли потому, что уменьшилось количество пушек. Зато стали трещать финансы. Уже в июле – августе 1916 года оптовые цены на важнейшие продукты выросли: хлеб подорожал на 91%; сахар – на 48%; мясо – на 138%; масло – на 145%; соль – на 256%. Розничные цены повысились еще больше. Очень интересное объяснение этого механизма дает Ольденбург:

«Это отчасти объяснялось ростом количества бумажных денег, но в еще большей мере – своего рода забастовкой деревни. Крестьяне – а им принадлежало семь восьмых русского хлеба – все менее охотно продавали свои продукты; из опасения реквизиции они начинали прятать зерно, зарывать его в землю».

Что за бред – цены поднимаются, а крестьяне этим не пользуются. Но дело в том, что поднимались-то оптовые цены, а не закупочные. От дороговизны продуктов богатели не крестьяне, а спекулянты. Сельское хозяйство же тихо умирало. Армия в основном пополнялась за счет деревни, и к 1917 году война забрала около половины трудоспособных мужчин и четверть лошадей. Сбор хлеба к 1916 году сократился на 20%, и деревня не горела желанием с ним расставаться, так что в конце года пришлось послать на село вооруженные отряды – да-да, продотряды не большевики придумали, они появились осенью 1916 года. Хлеба они, впрочем, так и не добыли.