Ленин – Сталин. Технология невозможного

«Такая «забастовка производителей», – пишет дальше Ольденбург, – не имела ничего общего с политическими причинами. Она объяснялась тем, что в стране ощущался товарный голод. Крестьяне взамен своих продуктов не могли получить того, что им было нужно. Не хватает тканей, обуви, железных изделий, цена на все эти товары возросла вне всякой соразмерности с ростом цен на сельскохозяйственные продукты.

«За пуд жечеза давали раньше 1,5 пуда пшеницы, а теперь 6; за пуд пшеницы можно было купить 10 аршин ситца, а теперь 2», – говорил на продовольственном совещании в Петрограде в конце августа член Киевской управы Григорович-Барский. Цены на железные изделия, например гвозди, выросли в восемь раз»[129]. А как не быть дороговизне, если уровень определяют бешеные цены на военные поставки, и производить недорогую мирную продукцию просто невыгодно? А крестьянам невыгодно отдавать хлеб за постоянно дешевеющие бумажки, на которые и купить-то нечего. Тот же самый механизм мы увидим чуть позже, в 1927 году.

Как и положено, советы, которые давали царю, различались на 180 градусов: от введения карточек до «упаси Господь это делать, иначе продукты вовсе исчезнут с рынка». Все советы были чрезвычайно обоснованными, но толку никакого: чтобы ввести карточное распределение, надо параллельно хотя бы сажать спекулянтов, а на это власти у царя не было. Точно та же история, что и с «всевластием» Сталина в 30-е годы – «съисть-то он съист, да хто ему даст?»

Первая мировая война была несравнимо легче Второй мировой. Основной театр военных действий для Германии находился на западе, оккупированные немцами территории, по сравнению с 1941 годом, невелики, захватчики вели себя на них относительно пристойно. Но Россия и этой войны не выдерживала. Гитлеровский план «Барбаросса» не на пустом месте вырос – фюрер наверняка пользовался данными по Первой мировой войне и представлял себе воюющий Советский Союз как слепок с воюющей Российской империи. На чем и погорел.

Нет, Россия по-прежнему была богатейшей страной мира, с колоссальным потенциалом, какой она являлась и до того, и после того, какой и сейчас является. Рвалось там, где тонко – в области управления. Страну губил бардак. А ведь настоящие беспорядки еще и не начинались.

Триумф и облом в одном флаконе

Где глаз людей обрывается куцый,

Главой голодных орд

В терновом венце революций

Грядет шестнадцатый год.

Владимир Маяковский.

Между тем со властью было совсем никуда. Точнее, власть-то имелась – но не было механизма ее осуществления, приводные ремни от императора к государственной системе крутились только в ту сторону, в какую сами хотели. Любые шаги верховной власти безнадежно увязали в трясине коррупции, беспорядка и бездарности исполнителей. Жизнь голодного большинства все ухудшалась, сытым меньшинством все больше овладевало безумие «последних времен». Поэт, все это видевший, промахнулся в своем предощущении всего на год.

Лед тронулся в начале 1917 года. В январе – феврале привоз хлеба в Петроград и Москву составил всего 25% от планируемого. В рабочих районах начался голод, а вслед за ним – стачки и уличные выступления. Против рабочих попытались вывести войска, но отборные полки петроградского гарнизона были к тому времени уже выбиты на фронте, а их место заступили запасные части – плохо обученные новобранцы, которым было все равно, чем заниматься, лишь бы на фронт не идти. Кидать таких на уличные манифестации – все равно что гасить пожар керосином. Едва осознав, что манифестанты против войны, солдаты тут же переметнулись на их сторону. Часть офицеров поубивали, остальные благоразумно ретировались, и солдатики, предоставленные самим себе, вышли на те же улицы, где уже бушевали рабочие.

Ничего трагичного во всем этом не было. Собственно говоря, в тот момент для подавления «революции» достаточно было пригнать несколько эшелонов с хлебом и вызвать с фронта пару надежных частей – и порядок был бы восстановлен. Даже не потому, что солдаты действующей армии были верны монархии, а просто по причине исконной ненависти фронтовиков к тыловым, которые сидят в теплых казармах и едят два раза в день приварок, а не плесневелые сухари[130], да еще и бунтуют. И части на самом деле были вызваны – но не присланы генералом Гурко, который, как и прочие командующие фронтами, тоже состоял в заговоре.