Ленин – Сталин. Технология невозможного

Махнул я рукой на лавру; решил не связываться. Устрою, думаю, своих жильцов в Ксеньинском институте. Заведение-то действительно Смольному сродни.

В Ксеньинский послал я на переговоры одну из наиболее энергичных классных дам. Люди они, думаю, свои, скорее договорятся. Не тут-то было! Как только директор Ксеньинского института услыхал, зачем к нему пожаловала представительница Смольного, замахал руками и отказал наотрез: пПомилуйте, – говорит, – и помещения-то у нас нет, и своих девать некуда, не то что двести – триста человек, a w десятка взять не можем. Рады бы, да некуда».

Прямо из Ксеньинского явилась эта дама ко мне, чуть не плачет. Не то чтобы ей уж очень хотелось из Смольного уезжать, нет, но обидно было такой отказ получить. И от кого? От своих же, которых всегда смольненцы держали за «бедных родственников».

Выслушал я ее и успокоил: ничего, мол, не огорчайтесь, у вас не вышло, так мы попробуем. Авось с нами этот директор будет посговорчивее! Вызвал своего помощника и велел ему тотчас ехать в Ксеньинский институт.

– Передай, – говорю, – директору, что ежели у него, в Ксеньинском, не найдется места для благородных девиц и прислуги из Смольного, так мы у себя, в Смольном, найдем место для него, а найдем сразу же, сегодня, самое надежное...

Не прошло и часа, возвращается мой помощник обратно. Ну, говорит, и комедия. Чистый цирк! Директор Ксеньинского согласен не только всех классных дам и прислугу разместить, а и еще кого-нибудь в придачу. Представительница Смольного его-де не так поняла, он просто шутил, а она приняла шутку всерьез и зря беспокоила господина коменданта.

Дипломатические переговоры с Ксеньинским институтом были успешно завершены, и через день мы начали эвакуацию наших соседок».

Душевная история, правда? В принципе, комендант Смольного мог попросту велеть очистить помещения – и ступайте себе, куда хотите. Однако именно большевики озаботились судьбой несчастных женщин – никому из «классово-близких» они были попросту не нужны. Это еще штришок к вопросу о «России, которую мы потеряли»...

История вторая. «А ты кто будешь?»

Итак, первым делом надо было наладить охрану. Вроде бы простое дело, тем более для моряка – а оказалось неожиданно заковыристым.

«... Прогнали ударниц из Смольного, а я между тем занялся проверкой порядка выдачи пропусков. Проверил. Выдает пропуска, оказывается, кто угодно и кому угодно. Выписывают-то их в комендатуре, но кто выписывает? Писаря, которые сидят в комендатуре с дооктябрьских дней, набраны из военных писарей царской службы. Писари же да фельдфебели – первые шкуры, вечно около начальства терлись, это каждый матрос и солдат знает. Пойди разберись, кому эти писари дают пропуска. Вижу, так дальше нельзя. Какая уж тут охрана?..

Пошел к Дзержинскому. Надо, мол, меры принимать. Выслушал меня Феликс Эдмундович и говорит:

Дело не легкое. Люди везде нужны. Так что на многое не рассчитывай. Несколько человек покрепче возьмем из Кронштадта. Вместе с теми матросами, что пришли в Смольный с тобой, они составят основной костяк комендатуры, его ядро. Ну, а в остальном поможет Красная гвардия.

Сел Феликс Эдмундович к столу, набросал несколько слов на листке бумаги и протянул мне:

- На, двигай в Кронштадт за подмогой.

Я прочитал:

«В КРОНШТАДТСКИЙ МОРСКОЙ КОМИТЕТ

4 ноября 1917 г.

Прошу назначить семь человек матросов для обслуживания Смольного института. Преде. Дзержинский».

- Семь? Маловато будет, Феликс Эдмундович...

- А ты думал, семьдесят тебе дадим?

Взял я бумагу, расписался на копии (Дзержинский писал на листке блокнота под копирку. Тогда многие так делали – оставляли себе копии для контроля): «Подлинник получил. Комендант Мальков» и отправился в Кронштадт.

Выдачу пропусков удалось наладить быстро. А вот с охраной продолжались заморочки.

При всей своей преданности революции, стойкости и дисциплине красногвардейцы не обладали ни достаточными военными знаниями, ни опытом несения караульной службы. Обучить охрану из красногвардейцев военному делу, привить ей твердые знания обязанностей часового на посту, выработать необходимые навыки не было никакой возможности. Как и чему можно было научить красногвардейца, пришедшего для охраны Смольного со своим отрядом с завода или фабрики на 3–5 дней, самое большее на неделю, и опять возвращавшегося на завод? Едва успевал он получить элементарное представление о караульной службе, как на его место приходил уже новый, которого нужно было учить заново.

Мы же, коренной состав охраны и ее руководители, не имели возможности не только проверить или изучить людей, которым доверялась охрана Смольного, но даже поверхностно познакомиться с ними, узнать их в лицо. Не проходило дня, чтобы я, обходя посты, не наталкивался на часовых, которых ни я не знал, ни они меня не знали. Сплошь и рядом на этой почве возникали самые нелепые недоразумения, бесконечные конфликты, То я или мои помощники хватали и тащили упиравшегося часового в комендатуру, приняв его за постороннего, то часовой наставлял мне штык в грудь, пытаясь меня арестовать. Просто не хватало терпения.