Ленин в 1917 году

Спрашивается — зачем были приняты в партию, насчитывавшую уже 240 тысяч человек, эти 4 тысячи? Тем более что это пополнение усилило большевиков, как показало будущее, весьма проблематично. Не развивая тему более того, чем требует полнота раскрытия ситуации, остановиться на этом моменте будет уместно именно сейчас…

Роль и значение Троцкого в российском социал-демократическом движении всегда были межеумочными, «с душком», но сбрасывать его со счетов было сложно. И сам он был человеком, как говорится, «пассионарным», и связи у него были разнообразные, и окружение у него было небесталанным, с хорошо подвешенными языками к тому же.

Во второй эмиграции Ленин называл Троцкого «Иудушкой», имея в виду, однако, не библейского Иуду, а щедринского Иудушку Головлёва. И всё время второй эмиграции ни партийных, ни личных тесных отношений между Троцким и Лениным не было, а вот антагонизма хватало.

Троцкий, только-только вернувшись в Россию, 10 мая на конференции «межрайонцев» заявил: «Я называться большевиком не могу». Но Россия 1917 года приняла Троцкого — бывшего председателя Петроградского Совета в 1905 году — не на «ура». С оркестрами и цветами его, в отличие от Ленина, не встречали, старый приятель Чхеидзе приветственных речей не произносил, народ на броневик не ставил. Троцкого включили в Исполком Петросовета лишь с совещательным голосом, а Петросовет-то был вроде бы своим — меньшевистским.

Что делать?

Троцкий был человеком с огромным самомнением и даже не с самолюбием (это черта неплохая), а с огромным самолюбованием. При этом — с огромными претензиями на единоличное лидерство. Но подобных позёров у меньшевиков и эсеров в ЦИКе хватало без Троцкого. Он попробовал быть по привычке «внефракционным», начал издавать вновь газету «Вперёд», но, в отличие от «Правды» большевиков, и тираж её не рос, и расходился не очень.

Единственным разумным выходом для Троцкого был бы блок с Лениным, и Троцкий стал в своих речах и статьях всё более поддерживать Ленина, а тот от поддержки отказываться не стал. Троцкого могли, всё же, подобрать оппоненты, а в условиях митинговых страстей, охвативших Россию, Троцкий как противник Ленина сильно вредил бы делу. Допускать этого нельзя было прежде всего с позиций развития революции. К тому же Троцкий умел если не убеждать, то увлекать массы устным словом, и это тоже было по тем временам немаловажно.

Вывожу здесь за скобки версию о том, что лично Троцкий пришёл в РСДРП(б) как тайный агент влияния Золотой Элиты, и даже не агент — он для этого был слишком значителен, а как её доверенное лицо. Но отбрасывать эту версию как необоснованную сегодня было бы слишком опрометчиво.

В любом случае, даже если дела обстояли именно так, Ленин не мог рассматривать подобную версию как значащую — даже сам для себя. Ленин смотрел на Троцкого как на всё же революционера. Так же, как, например, — на Мартова, видя в обоих хотя и заблуждающихся, но — социал-демократов. Поэтому двери в партию большевиков были для Троцкого и для остальных «межрайонцев» открыты. Среди «межрайонцев» имелись опытные люди, в том числе — бывшие большевики, и если они шли к Ленину, то — милости просим!

Чтобы читатель понял, как важна была для большевиков после Июля поддержка «со стороны», сообщу, что появление на трибуне VI съезда меньшевика-интернационалиста Ларина-Лурье было встречено, как отмечено в протоколах съезда, аплодисментами, даже с учётом того, что Ларин шёл вразрез с линией Ленина на временное снятие партией лозунга «Вся власть Советам!».

В том же духе выступали, к слову, только-только принятые в РСДРП(б) «межрайонцы» Юренев, Володарский…

«Межрайонцы», среди которых было немало будущих оппозиционеров и троцкистов, сразу же зарекомендовали себя яростными спорщиками, чем отличались и в советскую уже эпоху.

Сталин же был спокоен и убедителен, а линию проводил на съезде в целом ленинскую, в том числе — в отношении временного снятия лозунга «Вся власть Советам!».

Касаясь Июльских событий, Сталин сказал:

— Были упрёки частного характера. Товарищи говорили о неудаче восстания 3–5 июля. Да, товарищи, это была неудача, но это было не восстание, а демонстрация. Эта неудача объясняется разрывом фронта революции в связи с изменническим поведением мелкобуржуазных партий эсеров и меньшевиков, повернувшихся спиной к революции… Товарищ Безработный («межрайонец» Д. З. Мануильский. — С.К.) говорил, что ЦК не постарался наводнить Петроград и провинцию листовками с разъяснением событий 3–5 июля. Но наша типография была разгромлена, и не было никакой физической возможности отпечатать что-либо в других типографиях, так как это грозило типографиям разгромом…

(И. В. Сталин. Сочинения, т. 3, с. 169.)