Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир

В составе группы были двое грузин: молодой литератор Давид Сулиашвили и заслуженный революционер Миха Цхакая – усы и экзотическая овчинная папаха, которую он сохранял в течение долгих лет парижской эмиграции, делали его похожим на опереточного бандита. Оказалось, что у Цхакаи вообще не было с собой ни багажа, ни провизии на долгую дорогу⁷², но никто не стал упрекать его в этом. Среди пассажиров был и Григорий Усиевич, ехавший с женой Еленой; Ленин считал Усиевича “безоглядным сумасбродом”, а отца Елены Феликса Кона вообще не выносил и называл старым дураком⁷³. В группе было также несколько юристов, двое детей и по крайней мере один зубной врач.

Оставалось последнее: обед в “Церингерхофе” – шумный банкет с прощальными речами. Для Ленина это был последний шанс как-то привлечь на свою сторону тех критиков, которые по-прежнему пытались предотвратить поездку. Однако Ленин предпочел лобовую атаку. Одним махом он обругал и Гримма, и правых социал-патриотов, пообещав, что “эту грязную пену на всемирном рабочем движении сметут быстро волны революции”:

Объективные условия империалистской войны служат порукой в том, что революция не ограничится первым этапом русской революции, что революция не ограничится Россией. <…> Превращение империалистской войны в войну гражданскую становится фактом⁷⁴.

Ленин возвращался в Россию не ради соглашений с буржуазией и не для того, чтобы обдумывать тактические тонкости, устроившись поудобнее на подушках служебного автомобиля. Его цель – перевести революцию во вторую стадию и поднять европейских левых. В заключение Ленин от лица всей группы зачитал заявление (на французском и немецком языках). Они возвращаются в Россию вопреки угрозе Милюкова засадить их в тюрьму⁷⁵. Каждый из пассажиров подписал официальную бумагу с условиями поездки, взяв на себя тем самым связанный с нею риск⁷⁶.

Под свист и шиканье группа шла через площадь к первому своему вагону. Это был всего лишь местный швейцарский поезд до Шаффхаузена, который должен был доставить группу в пограничный Готмадинген, однако вид у отъезжающих был такой, словно они всходят на эшафот. Ленину, впрочем, больше понравилось лестное сравнение, предложенное Платтеном: они словно римские гладиаторы, “бесстрашно, с гордо поднятой головой” выходящие “на арену навстречу смерти”⁷⁷.

Когда поезд уже готов был тронуться, Ленин обратил внимание на какого-то незнакомого человека (присутствие которого было совершенно естественным, поскольку это не был какой-то особенный поезд и уж тем более не пломбированный вагон). Незнакомцем оказался немецкий социалист Оскар Блюм, решивший наудачу присоединиться к группе. Однако вождь большевиков, убежденный, что перед ним шпион, схватил Блюма за шиворот и вытолкал его из вагона⁷⁸.

Глава 6. Пломбированный вагон

Опыт войны, как и опыт всякого кризиса в истории, всякого великого бедствия и всякого перелома в жизни человека, отупляет и надламывает одних, но зато просвещает и закаляет других.

В. И. Ленин

После всего этого первые два часа поездки казались отдыхом, по крайней мере по стандартам большевиков. Отъехав от Цюриха, пригородный поезд шел по краю долины, покрытой промерзшими обрубками виноградных лоз. Для большинства пассажиров зрелище серых ферм и далеких альпийских склонов было давно привычным. Но перед Нойхаузеном поезд замедлил ход, и у всех захватило дыхание – прямо под ними шумел Рейнский водопад, самый большой в Европе. Станция Нойхаузен, одна из последних перед границей, заставила пассажиров забыть о романтике: через несколько миль, в пограничном Шаффхаузене, их поджидала целая команда швейцарских таможенников. И пусть немцы обещали этой банде иностранцев свободный проезд через свою территорию – швейцарцы сразу же дали ясно понять, что они-то никаких соглашений не подписывали.

Ленин и его спутники должны были выйти из вагона. Пока они ждали (на платформе № 3), таможенники рылись в их поклаже – пледах, книгах, провизии. Выяснилось, что на время войны введены особые правила вывоза продуктов из Швейцарии. Колбас и сыра оказалось больше разрешенного количества, однако сваренным вкрутую яйцам было дозволено следовать дальше. Потрясенные пассажиры наблюдали, как обращается в ничто их недельный запас еды (от него остались только тщательно пересчитанные бутерброды и таможенные квитанции).