Читаем Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир полностью

Все и так уже достаточно нервничали, но чуть дальше, в Тайнгене, еще одна группа людей в униформе провела еще один тщательный досмотр. Когда швейцарский поезд достиг конечной станции Готтмадинген, откуда до Германии оставалось всего несколько метров, пассажиры были уже близки к панике. Мало того, на платформе виднелись две мрачные фигуры в серой униформе – именно таких типов присылают, когда планируется внезапный арест.

Эти два немецких офицера и в самом деле были отобраны самым тщательным образом. Младший из них, лейтенант фон Бюринг, понимал по-русски (о чем пассажиры не должны были догадаться). Его командир ротмистр фон дер Планиц получил подробные инструкции лично от заместителя начальника Генерального штаба – обер-квартирмейстера Эриха фон Людендорфа1. После стерильных швейцарских бюрократов Бюринг и Планиц в своих сверкающих сапогах, отдававшие честь с четкостью часовых механизмов, выглядели точь-в-точь как карикатурные немцы из какого-нибудь пропагандистского военного фильма. Они приказали русским построиться в две шеренги в зале ожидания третьего класса – мужчины по одну сторону, женщины и дети по другую. Мужчины инстинктивно сгрудились вокруг Ленина – словно муравьи вокруг своей гипертрофированно огромной царицы2. Шли минуты, никто не решался заговорить, но каждый спрашивал себя: как же мы умудрились сами забраться в этот немецкий капкан.

За время этой паузы немцы могли, вероятно, пересчитать вновь прибывших, присмотреться к ним и еще раз изучить их багаж. Возможно, это был рассчитанный ход, сразу дававший понять русским, кто здесь главный. Когда офицеры решили, что желаемый эффект достигнут, они без каких либо объяснений вновь вывели группу на перрон. Там уже ждал окутанный белым паром локомотив. Берлин до последней запятой соблюдал условия соглашения.

Эта поездка и так уже обошлась немцам настолько дорого, учитывая и деньги, и зеленый свет для поезда через всю Германию (бесценная услуга в военное время!), что они вполне могли бы расщедриться на пуховые перины и бесплатное шампанское для Ленина и его группы, однако русские эмигранты не притязали ни на что, кроме самых дешевых мест. Именно это они и получили: в единственном вагоне этого поезда, деревянном и выкрашенном в зеленый цвет, было три купе второго и пять купе третьего класса, а также две уборные и багажное отделение. Это и был знаменитый впоследствии “пломбированный вагон”. На самом деле все меры безопасности сводились к тому, что, как только все эмигранты заняли свои места в вагоне и были пересчитаны, три из четырех дверей со стороны перрона были заперты3.

Неловкий момент возник, когда русские решали, кто где (и с кем) будет сидеть. Сначала Ленин с женой отнекивались, но потом все же согласились занять первое из трех купе второго класса в передней части вагона. В двух других разместились те, кто ехал с женщинами и детьми. Георгий Сафаров и его жена Валентина вместе с Инессой Арманд, Ольгой Равич и Радеком уселись в купе рядом с ленинским, следующее заняла чета Зиновьевых и еще две семейные пары. Остальные пассажиры разместились в жестких и душных отделениях третьего класса. Немецкие сопровождающие ехали в задней части вагона. Чтобы поддержать иллюзию того, что у русских нет никаких контактов с врагом, на полу между соответствующими частями вагона провели меловую черту. Пересекать эту черту имел право только официальный посредник – швейцарец Фриц Платтен.

Поезд тронулся и медленно двинулся на север. Сгустились сумерки. Ленин стоял у окна своего купе, заложив большие пальцы в кармашки жилета, – скромная фигура в пыльном костюме. За своим отражением в стекле Ленин различал начинавшие зеленеть ольховые рощи. В длинных тенях сумерек еще можно было угадать белое и желтое – анемоны и чистотел, первые полевые цветы наступающей весны. Долина расширялась и переходила в поля, Швейцария исчезла за клубами паровозного дыма, ритмичный стук колес рождал ощущение энергичного импульса, целеустремленности, неуклонного движения вперед. Однако Ленин не успел вполне отдаться этому завораживающему, гипнотическому чувству: заскрипели тормоза, и поезд снова замедлил ход.

В темноте ночи едва можно было различить крутой утес потухшего вулкана Хоэнтвиль, который, словно гигантская пирамида, возносился на 700 метров над окружающими холмами. Гора, увенчанная средневековой крепостью, были единственной достопримечательностью городка Зинген, в котором пассажирам поезда предстояло провести ночь. Рядом с железной дорогой громоздилась фабрика – воплощение эпической мощи капиталистического способа производства. Из ее огромного, похожего на крепость здания с утра до вечера лился неиссякаемый поток пакетиков с прославленным порошковым супом “Магги”.


Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [historia]

Первая мировая война в 211 эпизодах
Первая мировая война в 211 эпизодах

Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так "склеил" эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. "Восторг и боль сражения" переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.

Петер Энглунд

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Мозг отправьте по адресу...
Мозг отправьте по адресу...

В книге историка литературы и искусства Моники Спивак рассказывается о фантасмагорическом проекте сталинской эпохи – Московском институте мозга. Институт занимался посмертной диагностикой гениальности и обладал правом изымать мозг знаменитых людей для вечного хранения в специально созданном Пантеоне. Наряду с собственно биологическими исследованиями там проводилось также всестороннее изучение личности тех, чей мозг пополнил коллекцию. В книге, являющейся вторым, дополненным, изданием (первое вышло в издательстве «Аграф» в 2001 г.), представлены ответы Н.К. Крупской на анкету Института мозга, а также развернутые портреты трех писателей, удостоенных чести оказаться в Пантеоне: Владимира Маяковского, Андрея Белого и Эдуарда Багрицкого. «Психологические портреты», выполненные под руководством крупного российского ученого, профессора Института мозга Г.И. Полякова, публикуются по машинописям, хранящимся в Государственном музее А.С. Пушкина (отдел «Мемориальная квартира Андрея Белого»).

Моника Львовна Спивак , Моника Спивак

Прочая научная литература / Образование и наука / Научная литература

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
АНТИ-Стариков
АНТИ-Стариков

Николай Стариков, который позиционирует себя в качестве писателя, публициста, экономиста и политического деятеля, в 2005-м написал свой первый программный труд «Кто убил Российскую империю? Главная тайна XX века». Позже, в развитие темы, была выпущена целая серия книг автора. Потом он организовал общественное движение «Профсоюз граждан России», выросшее в Партию Великое Отечество (ПВО).Петр Балаев, долгие годы проработавший замначальника Владивостокской таможни по правоохранительной деятельности, считает, что «продолжение активной жизни этого персонажа на политической арене неизбежно приведёт к компрометации всего патриотического движения».Автор, вступивший в полемику с Н. Стариковым, говорит: «Надеюсь, у меня получилось убедительно показать, что популярная среди сторонников лидера ПВО «правда» об Октябрьской революции 1917 года, как о результате англосаксонского заговора, является чепухой, выдуманной человеком, не только не знающим истории, но и не способным даже более-менее правдиво обосновать свою ложь». Какие аргументы приводит П. Балаев в доказательство своих слов — вы сможете узнать, прочитав его книгу.

Петр Григорьевич Балаев

Альтернативные науки и научные теории / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное