Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир

До Засница было пять часов неторопливого железнодорожного хода, и 12 апреля группа прибыла в порт. Если бы Ленин хоть на секунду оторвался по дороге от своего блокнота, который он безостановочно заполнял ровными строчками, и выглянул в окно, он увидел бы плоскую равнину цвета хаки, только что освободившуюся от зимних снегов, и северный лес, в котором дубы и клены Южной Германии уступили место березам. День теперь был более бледным, свет – холодновато-серым, а лужи в колеях мокрой дороги отражали набухшее дождем небо. Видны были вороны, такие же, как в России, и первые стаи вернувшихся с юга журавлей – они бродили по раскисшим полям, жадно выклевывая что-то во влажной земле. Крестьянские дворы и деревни так же пустовали, как и на юге; и лошади, и хозяева были на фронте.

Вид настраивал на меланхолический лад, но времени на меланхолию уже не оставалось – поезд приближался к Штральзунду, старому ганзейскому городу на Балтике. Крики чаек были знаком того, что путешественники добрались, наконец, до моря, хотя Штральзунд был не последней их остановкой на немецкой территории. Моста через пролив Штрелазунд, отделяющий Рюген от материка, в те времена еще не было, поэтому вагон погрузили на паром, а на острове по местной одноколейной дороге потихоньку дотащили до Засница.

На день позже, чем предполагалось, группа русских эмигрантов во главе с Лениным взошла на борт парохода “Королева Виктория”, чтобы уже через четыре часа оказаться в Швеции. Их игра с врагом стоила свеч. Лесистые мысы Рюгена, походившие на лапы гигантской амфибии, запустившей когти в Балтику, постепенно терялись вдали. Большинство из этих людей никогда больше не увидит Германию.

С точки зрения союзников России, более неподходящий момент для революции трудно было выбрать. В дни, когда Ленин покидал Цюрих, главной новостью стало вступление в войну Соединенных Штатов. Париж и Лондон завершали подготовку к весеннему наступлению на реке Эна в Северной Франции. Командующий операцией французский генерал Нивель убедил англичан в том, что именно эта кампания победоносно завершит войну.

Британская Третья армия начала свою часть операции 9 апреля, как раз тогда, когда товарищи Ленина собрались на прощальный обед в кафе “Церингерхоф”. В момент, когда ленинский поезд двигался на север в сторону Штутгарта, французские части атаковали немецкие наблюдательные посты в Сен-Кантене. Тайные агенты во Фландрии и в бассейне Рейна внимательно наблюдали за всеми поездами, однако их интересовали в первую очередь перемещения солдат и вооружений, а не какие-то русские эмигранты. К чести британской разведки нужно сказать, что отъезд ленинской группы был все же замечен – о нем сообщил бернский агент SW5. При этом, по словам агента, выехавшие революционеры “составляли меньшинство среди русских в Швейцарии” и “были носителями фанатичных и узких взглядов”.

По моему личному мнению, – доносил агент, – эти люди были бы абсолютно безвредны, если бы другим русским тоже разрешили вернуться, что, к сожалению, не так²⁴.

Несколько британских агентов были более отчетливы в формулировках; они нисколько не сомневались в том, что Ленин опасен при любых обстоятельствах. Если вспомнить о том, с какой готовностью такие же офицеры согласились принять участие в убийстве Распутина, остается только удивляться, что ни один из этих проницательных агентов не выхватил свой служебный “уэбли” и не последовал рекомендации, которую шеф шпионов “R” у Сомерсета Моэма (на самом деле “К”) дает в похожей ситуации одному из своих агентов:

Пристрелите его и, черт возьми, сделайте это побыстрее!²⁵

В целом надо сказать, что в тогдашней переписке как британских дипломатов, так и разведчиков бросается в глаза их нежелание признать окончательность (и тем более легитимность) Февральской революции. Это отрицание иногда выглядело как фарс. В конце марта, когда Троцкий сделал попытку морем вернуться в Россию из Нью-Йорка, он был задержан каким-то британским офицером во время остановки в порту Галифакс в канадской провинции Новая Шотландия. “Для этого человека русская революция не существовала”, – вспоминал позднее Троцкий. Его вместе с пятью его спутниками доставили в лагерь для немецких военнопленных в Амхерсте и, по словам Троцкого,

подвергли в конторе лагеря обыску, какого мне не приходилось переживать даже при заключении в Петропавловскую крепость.

Раздев догола в присутствии других, каждого задержанного обыскали, допросили, а затем заперли в камерах на неопределенное время²⁶. Так местные власти отреагировали на сообщение британского агента в Нью-Йорке, передавшего в Лондон (ошибочную) информацию о том, что Троцкий, “выдающий себя за русского социалиста”, на самом деле немец²⁷.