Если выступление масс окажется достаточно мощным и внушительным, а весь гарнизон выйдет с оружием в руках на улицу под лозунгом "Вся власть Советам!", то Ленин решил взять власть, но если перевес окажется на стороне правительства, то распустит демонстрацию, — это подтверждают даже большевистские источники. Этим же двуличием характеризуется и цитированное "Обращение": рядом с замаскированным призывом к восстанию для захвата власти, как его цели, стоит и совершенно противоположный лозунг: чтобы выступление было "мирным и организованным". Но даже неискушенный в тактико-стратегической концепции ленинизма легко поймет, что призыв к "мирному и организованному выступлению" служит совершенно другой цели: для юридического алиби, если Ленин провалится, как это потом и случилось. Это тоже характерная черта большевистского тактико-стратегического искусства, что оно всегда и довольно ловко умеет маскировать свои агрессивные намерения в формулировках миролюбия и оборонительных акций. Забегая вперед, отметим, что уже Троцкий, создавая военно-революционный Комитет при Петроградском Совете для захвата власти, писал, что большевики намеренно выдавали его за орган "обороны" Петрограда на случай оккупации его немцами, которым якобы собирался сдать столицу Керенский. Величайшее преимущество Ленина в наступательной стратегии заключалось еще в том, что его враги категорически не верили ему, что он способен захватить власть, а если захватит ее, то не способен удержать ее, но если он чудом все-таки удержится у власти, то не способен управлять Россией. Укажу только на пару примеров, касающихся наиболее видных деятелей так называемой "революционной демократии". Прежде всего, как указывалось, стратегию захвата власти в "Апрельских тезисах" Ленина никто в России — ни справа, ни слева — решительно не понял. Газета Плеханова "Единство", как мы знаем, назвала ее "бредом". Ленин ответил: "Господин Плеханов в своей газете назвал мою речь "бредом". Очень хорошо, господин Плеханов. Но посмотрите, как вы неуклюжи, неловки и недогадливы в своей полемике. Если я два часа говорил бредовую речь, как же терпели бред сотни слушателей? Далее. Зачем ваша газета целый столбец посвятила изложению бреда? Не кругло, совсем не кругло у вас выходит".
Как же реагировал Плеханов на эти вопросы Ленина? Только анекдотами и пересказом… Чехова и Гоголя. "Бред бывает, — писал Плеханов, — иногда весьма поучителен в психиатрическом или в политическом отношении. И тогда люди, занимающиеся психиатрией и политикой, посвящают ему много времени и места. Укажу на "Палату № 6" Чехова. Она составляет целую книжку. В ней излагается самый несомненный бред, а между тем занялся же воспроизведением этого бреда очень большой художник… Или возьмем "Записки титулярного советника Аксентия Ивановича Поприщина"… И она (вещь) читается с большим интересом, и никто не пожалуется на то, что она занимает несколько "столбцов". То же и с тезисами Ленина… Я только сравниваю его тезисы с речами ненормальных героев… И думается мне, что тезисы эти написаны как раз при той обстановке, при которой набросал одну свою страницу Аксентий Иванович По-гтрищин. Обстановка эта характеризуется следующей пометой: "Числа не помню. Месяца тоже не было. Было черт знает что такое".