Письмо Ленина все-таки заставило ЦК приступить к практической подготовке восстания, тем более, что точка зрения Троцкого по тактическим вопросам касательно Демократического совещания и его Предпарламента полностью совпадала с позицией Ленина. Совпадение позиций этих двух лидеров — вождя ЦК Ленина и Председателя Петроградского Совета Троцкого прорвало "единый фронт" в ЦК против Ленина: 5 октября ЦК выносит решение — всеми голосами кроме одного — уйти из Предпарламента, а 7 октября в Предпарламенте с декларацией о выходе выступает сам Троцкий, мотивируя выход тем, что Предпарламент лишь инструмент Временного правительства, которое отказывается заключить мир, дать землю крестьянам, созвать Учредительное собрание, хочет уничтожить Советы. Того же 7 октября, по специальному решению ЦК от 3 октября, Ленин возвращается из своего финляндского подполья в Петроград, чтобы быть ближе к ЦК и Петроградскому Совету. На всякий случай он сбрил бороду и усы, надел грим и ему сделали фальшивое удостоверение на имя рабочего Константина Петровича Иванова. Эти предосторожности в общем-то были излишни, ибо после корниловских дней Ленина никто не ищет, обеим сторонам было выгодно молчаливое соглашение: Ленину важна роль преследуемого "мученика", а правительству — ограничение свободы действий Ленина. Через три дня — 10 октября 1917 г. происходит заседание ЦК при участии Ленина, посвященное только одному вопросу: восстанию. Об этом историческом заседании рассказывает Суханов:
"Собрался полностью большевистский ЦК… О, новые шутки веселой музы истории! Это верховное и решительное заседание состоялось у меня на квартире, на Карповке (д. 32, кв. 31). Но все это было без моего ведома. Я по-прежнему очень часто заночевывал где-нибудь вблизи редакции или Смольного, то есть верст восемь от Карповки. На этот раз к моей ночевке вне дома были приняты особые меры: по крайней мере, жена моя точно осведомилась о моих намерениях и дала мне дружеский, бескорыстный совет — не утруждать после трудов дальнейшим путешествием. Во всяком случае, высокое собрание было совершенно гарантировано от моего нашествия ("Записки о революции", книга VII).
Никаких "шуток веселой музы истории" тут, конечно, нет. Суханов, видимо, разводит здесь дипломатию, шитую белыми нитками, чтобы снять с себя моральную ответственность за предоставление в распоряжение штаба большевиков своей квартиры для заседания, на котором было принято решение уничтожить русскую демократию. Поэтому он намеренно умалчивает, что его жена Г.К.Флаксерман-Суханова была членом большевистской партии и сотрудником Свердлова по секретариату ЦК партии большевиков. Суханов знал больше, чем он сообщил в своих "Записках". Недаром его газета "Новая жизнь" первой в стране сообщила, что "два видных большевика" — Каменев и Зиновьев, — голосовали против восстания.