Ленин жЫв

Ленин вздохнул. Он сделал несколько шагов к саркофагу. Потрогал холодное пуленепробиваемое стекло и, кивнув на труп, затем громко сказал так, что эхо разнеслось по мрачному подземелью:

– Противно не то, батенька, что ты видишь себя в гробу, а то, что ты сам себя положил в этот гроб! Вот так взял и положил!

– Постойте, но Вы ведь были против? Вы же были против Вашего бессмертия после смерти… ну не так выразился. В общем, вот, чтобы вас, вот так вот мариновали? Или я не прав?!

– Прав не прав. Не знаю… – Ленин стал совсем грустным. – А то, что я вот так сам себя уложил в этот красивый гроб – это реальность.

Повисла тишина, Кирилл слышал, как шевелятся губы Ленина. Он что-то совсем тихо бормотал себе под нос. Кирилл глотнул ром, вздохнув, спросил:

– Слушайте, Ленин, а на хрена Вы сюда меня привели? А?!

– Я привёл показать Вам, что будет и с Вами.

– Со мной?!!!

– Ну да!

– Стоп, стоп! Я не хотел, чтобы я был бессмертным, и не хотел, чтобы меня вот так мариновали в банку! Это Вы хотели? При чём тут я?!

Ленин повернулся, посмотрел на Кирилла. Тот не видел его глаз в полумраке, но почувствовал, что Ильич смотрит на него с вселенской печалью во взоре:

– Этого хотел я! А Вы будете лежать!

– Не понял?

– Что тут понимать? Ошибся я, а страдать будут ещё многие! Но чтобы была возможность хоть как-то это остановить, я и привёл Вас сюда на экскурсию…

Кирилл не понял глубокого намека в словах вождя и, вздохнув, подошёл поближе к стеклу, за которым лежал гроб. Он всматривался в лицо покойника, затем покосился на вождя:

– А кто это лежит-то вместо Вас? Какой ещё несчастный? Кого укокошили и засушили, чтобы он сыграл вашу страшную и печальную роль?!

Ленин тоже посмотрел на мертвеца в гробу и ответил:

– Это кукла. Обычная восковая кукла. Но, вы правы. При большевиках тут лежал настоящий человек. Они где-то нашли почти мою копию. Близнеца. Троцкий давал такую команду. И они нашли какого-то мужчину, дворянина, между прочим. Его в подвале Че-Ка обнаружили. Побрили, помыли, сфотографировали, обследовали, сравнили данные со мной и… усыпили.

– Как собаку?

– Может быть, я не знаю метода. Может, просто дали яд. Хотя вряд ли… потому как яд мог плохо подействовать на ткани, изменить цвет и прочее и испортить тело для бальзамирования. Так что наверняка у мужчины смерть была лёгкой.

Кирилл вновь посмотрел сначала на Ленина, потом на его двойника в гробу, глотнув ещё немного рома, хмыкнул:

– Хм, ну и куда делся этот мужик?

– Куда делся, куда делся… да сгнил! – дёрнулся Ильич.

– Как это… сгнил? Говорили же, что всё на века! Что, мол, уникально, тело сохранят!

– Да, так-то оно так. Всё бы, может, и было так. И тело было более-менее пригодно. И всё шло по плану. Гниения и разложения практически не было. Но началась война с Гитлером. А там эвакуация, которая стала смертельна для того трупа. Когда тело повезли в вагоне в Тюмень, то что-то там случилось в дороге, энергия отключилась, а резервного генератора у них не было, ну или что там было в качестве электропитания, я не знаю. Так вот, тело, как они сами говорили, простудили, то есть пустили в саркофаг со свежим воздухом бактерии и микробы. Ну и всё. Пр-р-роцесс пошёл, который остановить уже никто не мог.

Кирилл постучал ладошкой по толстому стеклу, словно проверяя его на прочность. Затем пнул тихонько носком туфли:

– Да, но расстреляли поди кого-то?! За такое вот надо ж! Вождь протух! Мать его! – Кирилл вновь глотнул ром и покосился на покойника в гробу.

Ленин стал совсем грустным, хмыкнув, продолжил:

– Нет, не р-р-расстреляли, просто никому ничего не сказали. Ни Сталин, ни Берия не знали. А так бы, конечно… Но врачи решили, что им хватит периода, пока те сами, ну Сталин с Берия, живы! И были пр-р-равы! Труп разлагался, конечно, но медленно. А там… пятьдесят третий, ну и Сталин, потом Берия… В общем, окончательно он сгнил в семидесятых.

Кирилл покосился на Ильича и увидел, что тот словно замер. В это мгновение его лицо напоминало лицо трупа в гробу. Правда, у трупа практически не было морщинок на лбу, эдакая фальшивая чистота, неестественная моложавость и свежесть смерти. Блестящие, почти отдающие румянцем, щеки. А тут, на этом живом, как говорил поэт, гениальном лбу целые Кордильеры морщин.

Кирилл ухмыльнулся:

– Прямо как история моей несчастной страны в двадцатом веке! Краткий курс Ка Пэ Эс Эс! Мать его! Коммунистический троянский конь, так сказать! Сначала бодренький трупик, симпатичный такой, материализованный вместо устаревшего Христа! Но потом? Потом инфекция… это вот период репрессий, коллективизаций и прочих сталинских фортелей, а потом ветер перемен, и всё такое, а кончилось застоем. Брежневским, так сказать. Труп-то сгнил! Бобик сдох! Символично! – Кирилл язвительно ухмыльнулся. Он вновь посмотрел на Ильича и понял, что сказал лишнее. – Ой, простите великодушно! Простите, если обидел. Но я не Вас имел в виду, а историю.

Ленин грустно улыбнулся и, вздохнув, ответил: