Ленин жЫв

– Да ничего, так всё и есть. Вы будете смеяться, но всё так и было. Был один чудак при Цэ-Ка. Коммунисты же безбожники были, по крайней мере, моего периода. Долой стар-р-рое и прочее! Мы верили, что человек сам творит всё, что захочет! Вот! Ну, а человек совсем без веры тоже не может. А каждый человек, как вы знаете, в душе всё равно суеверный язычник. Они верили всяким вот предсказателям и прочим шарлатанам. Ну вот, один наговорил, мол, партия будет жить до тех пор, пока вот Ленин в гробу лежит под присмотром. Как, мол, сгниёт, всё, кирдык-с, так сказать. Вот и накар-р-ркал! Подлец!

– М-да, ну а потом-то, когда сгнил?

– Ну а потом, потом консилиум созвали, тут как раз меня полностью восстановили после сна. В разуме. Я нормально хоть говорить начал. Это был семьдесят пятый. Вот особое совещание. Секретное. Меня пригласили тоже. И что получилось. Врачи говорят, что, конечно, ещё на лет десять его восстановим. Но придётся подмолодить, дескать, труп. А иначе уж шибко страшный будет. Грим и прочее. Предупредили, все заметят, что Ленин-то молодеет. Бред! И тут слово мне дали, я попросил, чтобы того человека, хоть и мёртвого, больше не мучили за меня. И попросил, чтобы уж лучше пусть кукла, но на меня больше похожая. Ну, так и решили. Того бедолагу похоронили. Причём, как я понял, с почестями даже. Ну, не просто там в тряпку и в яму, или в печь. А на Новодевичьем! – Ильич как-то смешно, прямо по-агитплакатному, вытянул вперёд руку с указанной на гроб ладошкой. – Правда, тайно, ночью, но всё равно! Он ведь всё-таки Ленин, пусть и фальшивый. Нельзя же с ним, как с бродягой, в топку или на свалку истории, так сказать! Это же символично будет слишком! Члены Цэ-Ка заволновались!

– Стоп! А почему отказались от первоначального-то плана? Ну, что Троцкий придумал? С новой эрой, эпохой. Ну, новым летоисчислением?

– А-а-а, Вы об этом?! – Ленин опустил голову и задумался. – О воскрешении?! Ну да, это был план дерзкий и красивый. Лев Давыдович – молодец. Но это был план начала двадцатых годов до сороковых. Когда ещё, по мнению Троцкого, можно было поднять иностранный пролетариат на борьбу и совершить мировую революцию! А потом, потом актуальность плана просто таяла на глазах. Война, там ещё одна и прочие события. Потом оттепель, космос, прорыв человечества в знаниях. И главное, все стали всё прекрасно понимать, даже самые туполобые члены Цэ-Ка. И в семидесятых уже просто не было смысла такого исторического заявления. Во-первых, бур-р-ржуи бы потребовали тщательной экспертизы! Исследований. А кто ж её бы дал им пр-р-ровести? Доступ к телу и прочее. Об этом вообще не могло быть и речи. Во-вторых, те, для кого эта акция была предназначена – пр-р-ролетарии развитых стран, тоже бы, если поверили, не впечатлились. Ну оживили Ленина. Ну и что?! Это бы был сугубо медицинский, а не политический эксперимент. Вот и всё! Поэтому Брежнев и остальные члены политбюро отказались от затеи Троцкого. Был, конечно, один, кто всё время трындел, что надо воскрешать, это некий Суслов… так вот его никто не поддержал. И вот куклу сделали. Решили, что пусть уж восковая кукла будет. На неё, кстати, и денег меньше надо было тратить на содержание и обслуживание. Вот так.

Кирилл покосился на вождя, почесал пальцем в ухе и спросил:

– Слушай, Ильич, а это правда, что Мавзолей-то не сносят. Хотя давно надо. Ходят некие слухи… вернее ходили, ну в моё время, там, когда я жил. Что снесут Мавзолей – и вообще вся страна исчезнет. Ну, не будет ни Советского Союза, ни России. Ничего. Распадётся всё! Вот теперь я верю.

– Это ж страшно. Кирилл, страшно, когда из-за одного трупа и вот этой чёртовой пирамиды, как в мистическом романе, всё зависит! Это ж страшно…

Кирилл глотнул ром и протянул бутылку:

– Вот, выпей. Помяни его… вернее себя…

Ленин отказался, он замотал головой и отвернулся. Кириллу даже показалось, что Ильич заплакал. Лучинский захотел как-то подбодрить старика, но не знал как.

– Слушай, Ильич, а когда этот сдох, ну Сталин, он тут вот, с тобой лежал? То как, как его-то не захотели, ну там восстановить мозг.

– Я ж тебе говорил. Он не хотел сам! Верующим он был. Хоть и подлец, и мясник, но Бога боялся. Сильно! Он ведь в семинарии учился и кое-что понимал в вере. Он, кстати, из всей его своры, которая предала наши идеалы настоящих большевиков, самым умным был. Что-что, а ум аналитика у него действительно был. Вот, правда, образования не хватало. Но вот эту позицию он чутьём замещал. Да и не дал бы он себя вот так кромсать. Он же знал, как со мной поступили: сначала превратили в живой труп, потом начали под микроскопом рассматривать. Он брезгливый был. Не хотел, чтобы так его. А потом: кому это нужно было воскрешать его?! Они все хотели, чтоб он сдох побыстрее! Он всем надоел! Тридцать лет без передышки! Хоть кто решится отравить собаку…

– Его что ж, траванули?