Ленин

— «Ленин» — это в вашу честь, Елена Александровна! — воскликнул он с беззаботным, искренним смехом. — У вас ко мне какое-то дело? Я буду рад исполнить ваше желание! Правда, прошу мне верить. У меня, кажется, миллион недостатков, но я знаю, что есть и одно достоинство — я умею ценить старых… друзей.

— Собственно, у меня нет никакого особого дела, — ответила она. — Я врач и руководитель приюта для беспризорных детей. Сегодня до меня дошли слухи, что новая власть должна сменить руководство всех учреждений. Я хотела бы попросить, чтобы меня не увольняли… Я честно исполняю свои обязанности и собираюсь так же поступать в дальнейшем. Я знаю своих воспитанников и оказываю на них положительное влияние…

Ленин быстро написал на обрывке бумаги несколько слов и передал Елене со словами:

— Прошу всегда иметь при себе эту расписку! Ее будет достаточно в любом случае. А пока у нас есть более важные заботы, чем детские приюты! Когда мы приступим к творческой работе, я обращусь к вам, Елена Александровна.

Она встала, собираясь уйти.

— Прошу остаться! — попросил он. — Я уже давно ни с кем не говорил так, как сейчас. У меня ощущение, что я говорю сам с собой, без обиняков, без учета мнения слушателя… Я понимаю сам себя с первого слова и уверен, что вы меня тоже легко поймете!

— Раньше я вас понимала… — ответила она.

— Раньше было совсем иначе! — воскликнул он. — Я весь был под впечатлением смерти моего брата Александра, да и вы, кажется, тоже…

— Ах! — сказала она тихо. — После того как мы расстались, я читала одну брошюру об организации покушения на Александра III. Это ваш брат придумал сделать адскую машину в виде книги, которую заговорщики должны были бросить в царскую карету. Если бы не предательство, такой смелый революционер не был бы повешен!

Он кивнул головой и прошелся по комнате.

Засунув руки в карманы брюк, начал говорить тихим глухим голосом:

— Его смерть, слезы матери, слежка за нами со стороны жандармов, постоянные обыски, подколки учителей, насмешки, презрение богатых друзей, глупые, отвратительные нравоучения попа из гимназии разбудили во мне ненависть и жажду мести! О, рано, очень рано я стал готовиться к мести за смерть брата и за угнетение народа! Я воспитал себя трезвым, холодным мстителем и вождем. Сегодня я радовался, глядя, как толпа кухарок, сторожей и городской рвани тащили по грязи и мостовой забальзамированные останки Александра III! Треск его пустого, скачущего по камням черепа казался мне самой восхитительной музыкой! Эта сцена дважды снилась мне в молодости и повторилась наяву во всех подробностях!..

— Я слышала об этом… — прошептала Елена. — Меня это ужаснуло! Вы могли вызвать на себя возмущение черни…

— Ха-ха! — рассмеялся, щуря глаза, Ленин. — Петр Великий заставил Россию, как норовистого, дикого жеребца, встать на дыбы и ходить на задних ногах, словно по цирковой арене! Я смогу сделать то же самое еще раз! А эта чернь будет вынуждена отречься, растоптать и все остальное, она оплюет свои вчера еще считающиеся неприкасаемыми, чудесными, посланными небом божества!

Елена слушала молча.

Ленин внезапно замолк и, взглянув на нее, с улыбкой спросил:

— Вы были когда-то сторонницей «Народной воли»? Вы посылали меня с бомбой на царя? Остались ли вы социалисткой-революционером, или перешли в лагерь социал-демократов?

— В социал-демократах я не уверена! — спокойно ответила она, пожимая плечами.

— Почему?

— Я не верю в успех теоретического, соглашательского и эволюционного социализма. Это долгий путь, а для России — во сто крат более долгий, нежели для других народов!

— Гм! Гм! Очень разумно! Я тоже с первых дней изучения марксизма в это не верю и не поверю никогда! — крикнул он, потирая руки. — Значит?..

— Я осталась убежденной социалисткой-революционером, — ответила она. — В партии я не состою, потому что непригодна для подпольной работы.

— Сторонница Виктора Чернова и тех, что мечтают о Учредительном собрании? — проворчал он, хмуря брови.

— Руководители не играют роли, — спокойно ответила она, поправив шляпку. — Я имею в виду то, что Россия — это одна большая пашня, на которой в первую очередь должны хорошо и счастливо чувствовать себя сто миллионов крестьян-пахарей и сеятелей. Им принадлежала и будет принадлежать Россия…

— Не будет! — воскликнул Ленин и топнул ногой. — Не будет принадлежать так, как это воображает себе Чернов и его глупая, подлая банда, которая уже восемьдесят лет поднимает крик, а в момент опасности прячется в кустах!

— Что вы говорите?! — резко запротестовала она.

— Эх, дорогая моя! Нельзя верить писанине и обещаниям этих шантажистов революции. Они не способны ничего сделать, потому что не имеют строго обозначенного пути и решительности, так же, как и социал-демократы. Они надеются на альтруизм, на здравый рассудок правительства и земельной буржуазии. Слепцы! Они никогда этого не дождутся! А если такое чудо случится, они немедленно превратят крестьян в новую буржуазию, с которой уже не справится ни один революционер! Это будет камень, гранит, мертвая, недоступная трясина…