Они совещались и упорно спорили о методах контроля над фабрикой, разрабатывали фантастические планы собственного управления предприятием, устанавливали часы работы, пели «Интернационал», ломая между делом машины, чтобы обменивать на провиант наиболее дорогостоящие части механизмов и находившиеся на складах материалы.
Протестовавшие против такой экономики и призывавшие к работе инженеры вскоре стали ненавистны рабочим, которые обвинили их в применении буржуазных методов организации труда.
К счастью, их делом занялся главный комиссар труда — человек интеллигентный; он распорядился, чтобы все явились к нему в управление, где выслушивал жалобы рабочих и объяснения Болдыревых.
Во время разбирательства раздались радостные приветствия и крики толпившихся в коридорах комиссариата людей.
— Да здравствует Ленин! Да здравствует революция!
В зал, где проходило разбирательство, вошел вождь пролетариата, а за ним ворвалась толпа рабочих. Переглянувшись с комиссаром труда, Ленин внимательно присмотрелся к спокойным, интеллигентным лицам инженеров и задержал свой острый взгляд на обвинявших их рабочих, которые повторяли по кругу фразы, вычитанные из большевистских газет и листовок.
Ленин кивнул головой и вежливо, почти по-доброму улыбнулся.
Он поднял глаза на толпу, ожидавшую приговора самого диктатора, и хрипло сказал:
— Товарищи, немедленно покиньте зал!
Так как Куно Халайнен и двое прибывших с Лениным финских солдат ловко проложили им путь к дверям, ротозеи покинули зал достаточно быстро.
Ленин сел за стол и, обращаясь к обвинителям, спросил:
— Что сделано на фабрике за время работы этих инженеров?
Обвинитель зачитал список проделанных работ.
— Почему работа была прервана?
— У нас были важные митинги и… закончились материалы, потому что товарищи вынесли их с фабричных складов, — ответил один из рабочих.
— Что об этом скажет товарищ инженер? — спросил Ленин.
Господин Болдырев ответил:
— На складах действительно не нашлось материалов. Почему — не знаю, потому что не я осуществлял контроль. Я — технический советник. Если бы у меня были бронза, медь и сталь, я бы починил неисправные машины. Желая работать честно и производительно, я указывал фабричному комитету на необходимость обязательной работы хотя бы в течение шести часов…
— А сколько тем временем часов работали товарищи? — спросил Ленин.
Болдырев ответил спокойным голосом:
— Учет вел комитет, может быть он и проинформирует вас, товарищ председатель Совета народных комиссаров…
Ленин кивнул головой в сторону обвинителя, который, заглянув в свою папку, заявил:
— Выходило… по два часа и то… не ежедневно…
Ленин встал и, щуря глаза, твердо произнес:
— Расхищение общественной собственности, вредительская потеря времени, прикрытый революционными митингами саботаж, товарищи?! Диктатура пролетариата была вами введена для того, чтобы мы смогли растоптать буржуазию и любую другую враждебную нам часть общества. Поэтому необходим напряженный труд каждого рабочего. Не шесть, не восемь, а десять, четырнадцать или двадцать четыре часа работы! Слышите?!
Рабочие сорвались с мест и начали кричать:
— Это еще худшая каторга, чем при буржуях?! Где же завоевания революции? Где социалистический рай, о котором вы писали и кричали? Где освобождение трудящегося народа? Ни хлеба, ни отдыха после тяжкого труда в капиталистическом ярме!
Ленин по-доброму улыбнулся, хотя его пухлые губы искривлялись и дрожали.
— Товарищи! — сказал он. — Вы совершили революцию и победили, чтобы построить рай, о котором говорите. Чтобы строить, надо поработать, а не болтать, не болтать, чем вы и занимаетесь уже три месяца! Смотрю я на вас и думаю: вот эти добрые люди и отважные революционеры, которые взобрались на высокое дерево, уселись, восхищая весь мир, на самую высокую ветку и принялись ради забавы ее рубить! Смотрите, как бы не упали с верхушки дерева и не разбили себе лбы. Кто тогда будет лаять? !
Громкий смех разошелся по залу.
Ленин понял, что у него уже есть сторонники в лице присутствовавших на разбирательстве свидетелей, поэтому продолжил с ядовитой усмешкой: