Ленинград действует. Книга 2

Два ледокола, несколько транспортов высятся над строгими дворцами, над старинными домами между Кировским и Дворцовым мостами у набережной, и эти здания, рядом с кораблями, кажутся маленькими.

Дальше за мостом лейтенанта Шмидта – миноносцы, подводные лодки, крейсер «Киров». Я не был там и не видел его, но мне о нем знакомые командирыбалтийцы рассказали: в дни яростных воздушных налетов – в один из трех апрельских дней, когда немцы особенно стремились уничтожить корабли, стоящие на Неве, – в крейсер «Киров» попал тяжелый снаряд, а через минуту в то же место, в надстройки над машинным отделением крейсера, врезалась авиабомба весом в тонну. Разрушения оказались велики, но корпус < Кирова» выдержал, надстройки приняли на себя основной удар. Было сто сорок убитых… Отремонтированный в поразительно короткий срок, равно через месяц «Киров» вновь вступил в строй.

В ТАССе мне рассказали о действиях на Балтике. В наших руках в настоящее время находятся три острова: Котлин, Лавенсари и часть острова Сескар, на котором был высажен десант; этот остров занят нами пока до половины, па нем идут бои. Десять подводных лодок сумели выйти из Ленинграда в Балтику и хорошо действуют там. Одна или две из этих лодок погибли. Одна вернулась. Остальные продолжают действовать, но о некоторых из них сведений нет. По яростно простреливаемому Морскому каналу даже нескольким надводным судам удалось выйти в Балтику, – погиб в канале только один транспорт.

Сообщение с Кронштадтом производится главным образом из Лисьего Носа, где ныне морская база.

Ораниенбаум и весь его «большой пятачок» попрежнему в наших руках; положение на этом участке с осени неизменно.

Вот, кажется, и все мне известное о том, что происходило и происходит в дни июля вокруг Ленинграда…

… А сколько все-таки военного люда видно на улицах Ленинграда! Всегда можно отличить боевого командира и красноармейца, приехавшего в Ленинград только по служебным делам или на отдых, или только что выпущенного из госпиталя. Это люди, на которых отпечаток фронта, они ничуть не вылощены, они порою ободраны и грязны, они скромны, и они всегда торопятся…

На них смотрят с любовью, им уступают места в очередях, к ним внимательны… Те, кто проливают кровь, не кричат о своих подвигах, не любят рассказывать всем и всякому о своих боевых делах, малоразговорчивы: фронтовики – стыдливы…

Будь я командующим, я издал бы приказ: лишних писарей, интендантов, парикмахеров, половину штабистов, всех, кто в армейских тылах, – на передовые, на линию огня, в атаку!

Впрочем… Я ведь тоже человек, поддающийся настроениям!..

Руководящие указания

17 июля. День

За два прошедших дня побывал в горкоме партии у Маханова и Шумилова. Сидючи в горкоме партии (ныне переведенном, в целях рассредоточения, из Смольного в Деловой клуб), в момент встречи с Махановым попал под сильный артиллерийский обстрел. Снаряды ложились на Конюшенной, против ДЛТ[29], а два из них разорвались где-то совсем поблизости. Секретарши чуть заметно занервничали, но Маханов, вошедший в ту минуту в свой кабинет и пригласивший меня за собой, не обратил на обстрел абсолютно никакого внимания.

Вот три основных положения, высказанные мне Махановым, как «руководящее указание» для всех политработников и военных корреспондентов (я их записал дословно):

«… Первое. У нас слишком часто и много, слишком фетишистски повторяют в печати неправильно выдернутые и неправильно понимаемые слова о том, что мы победим в 1942 году, разобьем фашистов. Такая трактовка дает возможность некоторым не работать, а отсиживаться; кто-то победит, до конца года осталось столько-то месяцев, – значит, я могу притаиться, увильнуть от опасности на эти месяцы и – уцелею. Надо не бессмысленно повторять это, а помнить, что это не фраза. Значит, надо акцентировать не на том, что «победа будет в 1942-м», а на том, что и как должен делать каждый, чтобы этот приказ был выполнен.

Второе. Враг не оставил мысли о взятии Ленинграда. Он готовит штурм. Штурм может начаться каждый день. У нас вполне достаточно оружия, чтобы отразить врага. Задача агитации и пропаганды состоит теперь в том, чтобы воспитывать дух людей, воспитывать в них стойкость, мужество, чтоб они не бросили оружия, не побежали в трудный момент. В Ленинграде много войск из пополнения, не ленинградцев, людей, не знающих Ленинграда. Надо воспитывать в них любовь к Ленинграду. Тема Ленинграда везде должна выступать на первое место.

Третье. Надо воспитывать чувство мести. Надо чтобы любая статья, любая заметка призывала к мести.

Это – Директива правительства. Это – директива с самого верха!..»

Формулировка, высказанная мне Махановым, заставила меня крепко задуматься. Она объяснила мне многое в тех «июльских» настроениях некоторых людей, какие я наблюдал в городе. Особенно – первый пункт этой формулировки: слова о «фетишистском понимании», о «разгроме немцев в 1942 году…»