Ленинград действует. Книга 2

Трактор наконец съехал с моста, колонна двинулась дальше. Гвардии красноармеец Петров долго еще стоял на обочине дороги, разглядывая с видом знатока проползавшую мимо него новую технику прежнего своего командира.

Вскоре стемнело, но зажигать фары было запрещено. Платов лежал на крыле головной машины, вслушиваясь в хлюпанье грязи под колесами, вглядываясь в кромешную тьму.

– Правее!.. Довольно! Прямо! Левей! – кричал он назад, и шофер яростно вертел баранку, полностью доверившись этому голосу.

– Влево! Еще!.. Правей!

По всей незримой в ночи колонне слышались подобные напряженные возгласы. Батарейцы шли рядом с пушками, оберегая их от падения в канаву. И на каждой сотне метров перекатывали их через опасные места на руках.

В три часа ночи лес оборвался. Дальше были одни только пни, развороченная земля, воронки, ходы молчаливых траншей. Ночь здесь и там раздиралась грохотом и молниями разрывов. Враг вел методический артиллерийский огонь. Чуть дальше над рекой вспыхивали осветительные ракеты, не умолкала пулеметная трескотня. Батарея была в районе прежней деревни Плинтовки, в полутора километрах от Невы, в двух – от немцев. И Платов, рассредоточив колонну, повел ее за собой изрытой, перепаханной снарядами целиной. Корчевали пни, прокладывали в хаосе иссеченного кустарника проходы, машину за машиной тащили на плечах, на руках. Иные из снарядов рвались совсем близко, осколки пробили борта трех машин. Но разгоряченным, сосредоточенным в физических усилиях людям было не до снарядов. И девушки-прибористки работали так же, как все… Опять пошел сильный дождь, шинели стали пудовыми. Пушки одна за другой занимали свои места на расчищенной для них площадке. Скрипел и позвякивал шанцевый инструмент. В болотную почву врыться было нельзя. Девять девушек-прибористок и повар Дуся, выбрасывая комья торфа лопатами, воздвигали бугры землянок, в которых можно было только лежать. Бойцы и командиры, сваливая жидкую землю между двумя рядами вбитых кольев, наращивали брустверы – укрытия для орудий и для приборов. Эти брустверы, высотой в два метра, являли собой инженерные сооружения, не предусмотренные довоенным уставом. Ибо кто прежде мог думать, что зенитную батарею понадобиться ставить на самом переднем крае, да вдобавок к тому – на болоте? Но каждый бруствер постепенно обрастал свежими, принесенными на плечах бревнами, и быстрее всех с этой работой справились орудийные расчеты Байшира и Грязнова.

Ночь давно уже сменилась утром, утро – тусклым дождливым днем, а батарейцы все работали и работали, не замечая ни времени, ни дождя, ни грязи, ни разрывающихся вокруг снарядов.

К Платову подошел незнакомый артиллерист со знаками различия старшего лейтенанта:

– Ну что? Марать приехал?

– А вы кто такой? – огрызнулся Платов.

– А я ваш сосед, начальник штаба полевого дивизиона, – весело ответил пришелец, – фамилия моя Груша Ну, приходите сохнуть, вон – метров сорок – моя землянка!..

Первый день боя за «пятачок»

28 сентября

Но сохнуть Платову не пришлось. Работа оборвалась внезапно в 3 часа дня, как только ветер разметал и отнес за горизонт тяжелые лохмы туч.

Резкий неожиданный выкрик разведчика, красноармейца Егорова, заставил всех кинуться по местам:

– Курсом девяносто один – три «Ю – восемьдесят семь», высота двадцать пять…

И время сразу стало измеряться секундами.

– По звену «юнкерсов» темп пять! – скомандовал Платов.

Приборы взялись вырабатывать данные, стволы орудий повернулись к летящим на высоте две тысячи пятьсот метров бомбардировщикам.

Платов искоса глянул на еще не испытанных в бою девушек. Сосредоточенные, внимательные, они всматривались только в свои приборы. О девушках можно было больше не думать. И Платов прикинул: немцы направляются туда, где наша наступающая в этот день пехота переправляется через реку.

В тембре голоса всех сообщающих данные был металлический автоматизм.

– Огонь!

Разрывы легли впереди цели. Головной самолет противника, никак не ожидавший, что напорется здесь на зенитки, резко свернул вправо, не дойдя до речных переправ. За ним метнулись вправо два других. Сделали вираж, кинулись к солнцу и новым заходом, изпод лучей, слепящих глаза зенитчикам, устремились к реке. Батарея Платова дала второй залп. Но «юнкерсы» все же успели войти в пике, сбросили бомбы и, резко набрав высоту, ушли восвояси…

– Чтоб тебе пусто было! – выругался старший сержант Байшир.

Батарейцы молчали. Платов кинулся к телефону, что был подключен к проводу соседнего артдивизиона, имевшего впереди наблюдателя:

– Куда бомбы упали?

– В воду… Не принесли вреда… Ну а вы-то что? Выходит, правильно я говорил? – ответил в трубку старший лейтенант Груша.

Платов рассерженно бросил трубку. И услышал выкрик Егорова:

– Курсом девяносто один – шесть «Ю – восемьдесят восемь»…

Донесения и команды посыпались как из счетной машины:

– По группе «юнкерсов»… Цель поймана! Дальномер тридцать два сорок… тридцать два шестьдесят… тридцать один восемьдесят… Больше его двадцать… Высота тридцать три двадцать… Скорость сто двенадцать. Есть совмещение… Огонь!