Ленинград действует. Книга 2

Вот он, передний край: первая береговая линия траншей, разбросанные в мгновение перед атакой рогатки колючей проволоки, пулеметные гнезда с устремленными на Неву бойницами, перекрытия наблюдательных пунктов. Перед ними – круто обрывающийся берег реки, окаймленный, насколько может увидеть глаз, черной пятиметровой полосой – следом гигантского взрыва, прогрохотавшего за несколько минут до атаки перед всей линией фронта. Когда полки готовились выскочить из траншей, чтобы стремительным броском форсировать ледяное пространство Невы, был дан сигнал, по которому все минные поля перед нашим передним краем были одновременно взорваны. Последними перед началом штурма дали одновременный залп «катюши».

Мы видим ледяной панцирь пустынной Невы, призрачно освещенный сквозь морозную дымку остановившимся вместе с машиной солнцем. Две шеренги маленьких елочек указывают нам переправу. Желтые – от термитных снарядов, красные и зеленые – от ракет, черные – от разрывов мин круглые пятна на снегу, прикрывающем лед. Еще не все проруби затянулись, от иных, клубясь, поднимается пар. А над нами на большой высоте висят четыре немецких самолета, они похожи на головки змей, потому что за ними, свиваясь в петли, по всему небу тянутся белые полосы.

Шофер резким толчком выбрасывает дверцу, высовывается из кабины, примеряется глазом к линии елочек, к смутно виднеющемуся противоположному берегу, к самолетам, вокруг которых набухают черные клубочки разрывов. И, видимо решив опередить немцев, даже если они спикируют, дает с места такой полный газ, что «пикап» берет Неву одним прыжком.

Сколько месяцев тысячи людей, не приподнимаясь над бруствером, глядели на тот берег, лелея в себе стремление наконец достигнуть его – презрев опасность, победив самую смерть. Сколько прекрасных советских людей отдали свою жизнь за то, чтобы настал наконец день, когда каждый желающий мог бы вот так же легко и свободно, как сейчас мы, переправиться на тот берег!

На первой скорости машина преодолевает зигзаг берегового подъема. Боже мой, как поработала здесь наша артиллерия! Только увидев воочию левый берег Невы, можно это понять: живого места здесь нет – каждый квадратный метр земли перепахан несколько раз. Два часа двадцать минут длилась наша артиллерийская подготовка, и лишь расщепленные бревна, полузасыпанные мерзлыми комьями земли траншеи, спутанные обрывки колючей проволоки свидетельствуют о том, что здесь несколько дней назад были мощные вражеские укрепления. Изуродованные трупы фашистов еще не все убраны. Обрывки шинелей и курток, разбитые ящики из-под патронов, бесформенные куски металла, провалившиеся землянки, и так – от берега и от прибрежной дороги, по всему снежному полю, до леса, превращенного в нагромождение щепы…

Дивизия генерал-майора Симоняка, за семь минут форсировав Неву, ворвалась сюда гневной лавиной, уничтожила все, что уцелело от огня артиллерии, и прокатилась дальше, в лес.

У этого леса перед нашим наступлением появились на картах названия «Фиалка», «Лилия», «Акация», «Мак», и бойцы шли теперь отвоевывать у врага удивительные цветы, обступившие старое, топкое Беляевское болото, – направление главного удара 67-й армии после форсирования Невы. Стрелка главного удара вонзилась в господствующие над всей местностью Синявинские высоты. Две другие стрелки были направлены на север – к Ладоге, в обход Шлиссельбурга, и на юг – к реке Мойке, притоку Невы, откуда немцы на второй день нашего наступления двинули свои резервы…

Выехав на прибрежную дорогу и повернув налево, на север, мы мчимся дальше. В заметенных снегом развалинах оборонительных сооружений работают саперы, выискивая проволочки еще не взорванных мин. Вдоль дороги трудятся красноармейцы трофейных команд – военное имущество и боеприпасы складывают в груды вдоль обочин. На розвальнях и на полуторатонках все это увозится в тыл.

Уже недалеко до Шлиссельбурга. Куски зеленых заборов да закоптелые печные трубы – вот все, что осталось здесь напоминанием о жизни советских людей, о жизни в хорошем домашнем уюте, в добре и довольстве. Застыв на морозном ветру, на полном ходу машины, я напрасно ищу взором что-либо уцелевшее с довоенных времен. Мы мчимся, и вокруг все то же: опустошение. И кажется, солнце напрасно кладет сюда свои чистые, великолепные, розовые лучи…

Впереди нас – круглая высота, голь лущеных стволов, оставшихся от когда-то шумевшей на ветру рощи. Это – высота Преображенская, на днях взятая и очищенная от гитлеровцев батальоном капитана Заводского. Мы огибаем ее и видим перед собой Шлиссельбург. Слева в Неву упираются рельсы узкоколейки. Их расчищают красноармейцы. Направо, уходя к Синявину, насыпь выгибается широкой дугой.

Пересекаем насыпь, объезжаем груду мертвых эсэсовцев…

Дивизия Н. П. Симоняка

Из всех наших дивизий и бригад, участвовавших в этом сражении, самую выдающуюся роль в прорыве блокады, бесспорно, сыграла 136-я дивизия генерал-майора Николая Павловича Симоняка.