Ленинград действует. Книга 3

Посидели, ушли. Настала ночь. Мысли у меня в голове разные, чтобы мне узнать точные все сведения. Мне же важно, сколько бойцов, важно — вооруженные силы, все!

«Катюша, завтра пораньше разбуди меня!»

(Хотя и не спится.)

«Хорошо, разбужу!»

Разбудила, часов восемь утра; сама: «Я пойду, Клава, на базар!»

«Ну хорошо, сходи, я тут по улице пошатаюсь, пройдусь…»

Пошла и весь город я выходила. Сколько гаражей, где машины у них стоят, я все сосчитала. Сколько где зениток, какие вышки…

Город я знала. И в то время мысли, как кто предсказывает! Куда нужно иду. Весело, глазки строишь!

Я проходила до двенадцати часов дня. Прихожу домой, даже устала, вся упрела я: и все так спешила, будто бы на работу шла! Прихожу, Катюша дома.

«Клава, вот четыре литра принес офицер шнапса!»

«Большое спасибо! Сколько мне нужно уплатить? Вот, у меня две тысячи здесь есть. Но ведь, наверно, мало будет?»

«Не знаю. Им же тоже не за деньги достается! Он же продуктами заведует, он стащит оттуда, и все!»

«Ну как же, Катюша! Неудобно! Все ж человек старается, хороший. Надо!»

«А вот придет — предложишь, конечно!»

В четыре часа дня они опять приехали. Опять поздоровались и сели. Я вынимаю деньги, отдаю за шнапс и благодарю.

Они: «Не надо, не надо, что вы!»

«Возьмите, возьмите, большое спасибо, благодарю!»

«Деньги не нужны, а вы продайте мне пластинки! Здесь все патефон русь и пластинки — русь, я мало понимаю по-русски!»

«Пожалуйста! Вот двенадцать штук! Вам нравятся? Возьмите! И возьмите деньги!»

«Нет, нет, не надо. Пластинки возьмем, а деньги — никс».

Вынимают они шеколад две коробки и дают шеколад. Конечно, не естся, не пьется, ничего не по мне, потому что сидишь с врагом, переживаний сколько! И пусть бы сидел простой человек, а ведь сидит партизанка, и это задевает по-партизански! Сидишь, регулируешь: эх, и шлепнула бы сейчас, честное слово!

Поиграли они на пластинках. Я говорю: «Я завтра уезжаю домой! До свиданья!»

А у самой впечатление такое: «А как же я через Череху пройду?»

Катя: «Клава! Мы тебя проводим!»

«Это было бы для меня неплохо, я бы очень была довольна, если б проводили».

Говорит она ему по-немецки: «Приезжай завтра часов в восемь утра, и мы Клаву отвезем на машине!»

Он: «Йо, йо! Да, да!»

И так она пошла его проводить, этого офицера, Катя. И второй с ней. И вдруг эта Катя вернулась: «Офицер хочет с тобой познакомиться и желает, чтоб ты проводила его!»

Мне так в краску бросило, я не могу прямо! Ну как мне отказать? Невозможно! Справилась все же, пошла проводить. Подошли к их казарме. Он мне говорит: «Клавушка, мы завтра на машине приедем, проводим тебя далеко! Мы поедем…» (километров пятнадцать от Пскова, называет деревню).

Сердце злится невозможно, хоть они и относятся так хорошо. Эх, думаю, как вынула б я сейчас пистолет с валенка, вот бы у меня поскакали!

Обратно они нас довели до нашего дома, и мы сказали: «Нах хаус — мы идем спать!»

Они: «До свиданья, спокойной ночи!»

Вежливо себя ведут, за руку так крепко вел под ручку!

Прошла ночка. На самом деле, приезжают в восемь часов утра. И главное, у меня мешок-то большой: там и ваты, и лекарства, и шнапс тут. А вид у меня такой: немецкие бусы, красивый стеклярус, сережки купила она мне в подарок, купила перстенек. Поднимаю мешок, — мешок-то большой. Думаю: как бы вынести?

Я только подошла, они: «Давай, давай, я поднесу!»

Раз — мой мешок и понесли, и распрощались мы тут с хозяевами, и — в машину. Положили мешок, посадили нас и пятнадцать километров провезли меня.

И в той деревне — полицейские, гарнизон большой. Думаю: как высадят меня с машины, так все равно тут документы спрашивать будут (все же у меня сердце беспокоится!). Ну как я выеду? И главное, там есть знакомые, и знают, что я — в партизанах! Вот, думаю, тут-то я засыплюсь тогда! Я говорю: «Катя, чтоб они провезли меня за деревню! Потому что полицейские отберут у меня все!»

Она говорит по-немецки: «…А то полицейские ее тут разграбят!»

Они провезли за деревню, сошли с машины, беру я мешок, мешок тяжелый.

Накладываю так на плечи.

«Ведь вам же тяжело будет?»

«Ну, километров пять — десять отшагаю, переночую — до деревни дойду!»

«А мы полицейского заставим отвезти за несколько деревень!»

«Нет, нет, что вы!»

И сердце у меня дрожит: а ну как приневолят?

«Катя, не нужно! Поезжайте домой, спокойнее будет!»

На етим и остановились.

«Идите, спокойно шагайте, до свиданья. Здесь прощаемся на етим месте!»

А Катя прощается со мной, и у нее сердце что-то чувствует.

«…До свиданья, Клавушка, крепко тебя целую!»

«До свиданья!..»

И прощаюсь с обоими офицерами. И они крепко жмут руки: «Может, и не увидимся!..»

Я: «Ну что вы, я в Псков часто буду приезжать!»

«А когда вы приедете? Мы вас будем ждать и вам все приготовим!»

Уж не так, а меня тоже на «ты» называют!

«Если спокойно будет, я приеду в скором времени, а если… время-то военное, может быть, вас не будет, кто его знает? Кто ее знает, какая обстановка будет?»

«Йо, йо!.. Но все же приезжайте! Встречать будем и ждать!»

А все же сердце у меня радуется. Выйду, думаю, и выхожу из положения тяжелого!