Ленинград действует. Книга 3

Из Москвы в Суду едет двадцатипятилетняя девушка, Маруся Иванова, зеленоглазая блондинка. Эвакуировалась из Ленинграда в июле 1942 года, к родителям, в Суду. Ее рассказы: рытье окопов у Средней Рогатки, всю зиму оборонные работы, потом до весны работа в батальоне, на кладбище — закапывание трупов, норма десять в день. Работали парами, — значит, на каждую пару двадцать. Уехала потому, что началась цинга, ослабела. «Удрала!» — откровенно говорит она. А когда я спросил: «Хочется небось в Ленинград?», ответила мечтательно: «Все думала, думала, — теперь до конца войны буду ждать, а все-таки обязательно попаду!» И вдруг Маруся заплакала. Застыдилась, стала прятать слезы, ссылаться на нервы. Говорит, что я ей сразу — как брат, что как увидит медаль «За оборону Ленинграда», так словно родной человек!

Сейчас работает на бумажной фабрике в Суде. В Ленинград впервые попала за десять дней до войны, раньше работала в Череповце, учительницей начальной школы.

Душно в вагоне, окна закрыты. За окнами широко распаханные тракторами поля, солнце, белые облака, — Россия!

…«Бреслау», «Штутгарт», «Кенигсберг», «Кассель» — немецкие надписи на вагонах, стоящих на запасном пути маленькой станции. И на всех — «Deutsche Reichbahn»[39]. Трофейные вагоны. Половина из них сожжена, остались только металлические платформы. Другие целы. Даже в этом чувствуется 1944-й год!

8 июня 1944 г. Вечер. Ярославль

Взят Рим. Третий день, как открыт второй фронт грандиозной высадкой на севере Франции. Через две недели — третья годовщина войны. На наших фронтах пока все еще затишье. Очевидно, со дня на день следует ожидать нового общего наступления. В ТАСС в Москве мне сказано, чтобы я был готов к поездке в Эстонию, а затем и в Германию.

Теперь, с открытием второго фронта, ясно, что война протянется уже недолго, разгром Германии — полный и окончательный несомненен именно в этом, 1944 году.

11 июня. Вологда

Еду в Ленинград с родными — отцом и Наталией Ивановной. В Ярославле было много забот, сборы были трудными и хлопотливыми… Едут! Счастливы!..

Сегодня в Вологде — столовая военно-питательного пункта. Повар Родимкина — женщина тридцати лет, южанка по рождению, повар по профессии, ленинградка, с прекрасным тонким чистым лицом, прямой взор карих глаз, ровные белые зубы, чудесная улыбка, в лице выражение ума, мысли. Ей хочется вернуться в Ленинград.

«Как получить вызов?.. — Расплакалась, застыдилась слез, стала оправдываться: — Ленинград!.. Увидеть бы его только!»

Еще, сегодня: я пошел с курсантом-краснофлотцем в багажный пакгауз станции Вологда — что-то выяснять о сданном багаже. Часовой — девушка с винтовкой, в робе: «Нельзя тут ходить!» — «Да мы только узнать: багаж у нас идет в Ленинград…» Пропустила без слова.

На обратном пути, проходя мимо нее, я: «Ну вот и все. Справились!» Она улыбнулась и, когда я уже отошел от нее, окликнула: «Так вы в Ленинград?» По выражению лица я понял, говорю: «А вам что? Очень туда хочется?» Она склонила голову к винтовке, с невыразимым движением в лице, выговорила только: «Ой!» — с такой мучительной завистью в голосе, что иных слов и не требовалось!

Ленинград! Магическое воздействие его! Для разлученных с ним он — город-мечта, возлюбленный город, терзающий людей призывом к себе во снах и наяву.

Я понимаю это. Я сам так же чувствую, так же тяготею к нему!

…День стоим в Вологде. Жесткий вагон переполнен, в нем духота. В купе с нами раненый демобилизованный командир, артиллерист. Возвращается с женой в Ленинград. Служил в 189-й стрелковой дивизии, в 431-м артполку.

Стояли против Пушкина в 1942 году. Бил по Екатерининскому дворцу, потому что там немцы установили свои батареи, стрелявшие по Ленинграду. Командир дивизии — сам детскосел, житель Пушкина — два дня не разрешал стрелять. Но выбора не было — немецкие батареи били… Дал! Стали громить немцев огнем по Екатерининскому дворцу. Командир давал команду «огонь!» и плакал…

13 июня. Ленинград

Ночь в поезде, начиная с половины второго — от Пупышева, не спал, напряженно глядел в окна: знакомые фронтовые места до Назии, дальше — передний край январского наступления. Тысячи воронок, сплошь — поле боя. Несколько танков. Деревни до Мги, превращенные в немецкие блиндажи.

Совершенно разрушенная Мга. Дождь. Поезд восстановителей. Отстроенный заново деревянный дом вокзала. Восстановленные пути. За Мгой — лес, сравнительно уцелевший, в нем немецкие становища, блиндажи, траншеи.

В Пелле — два дома, станции нет. В Ивановском нет ничего. Опять передний край. Поле воронок до горизонта, до Невы — черное поле торфяника, изрытой мертвой земли, кости нескольких черепов и — белые цветы сплошь на черном фоне! Как снег! Природа побеждает пустыню смерти!..

Поезд шел по новой насыпи, кое-где накрывшей прежнюю. А прежняя — вся издырена, с ивовым плетением пулеметных гнезд, прорезями ходов сообщения, остатками извитых рельсов…