Ленинград действует. Книга 3

«Примерно человек шестьдесят-семьдесят». — «Каким оружием?» — «Автоматом МД-40». — «А другие?» — «Из пулеметов и карабинов». — «В числе расстрелянных сколько было детей?» — «Дети были, но цифру назвать не могу». — «Содержание приказаний Штрюфинга и Визе об уничтожении живых детей?» — «Это было в июле сорок четвертого, при отступлении» (передает содержание приказов). — «Сколько деревень сожжено по их приказу?» — «Примерно восемь. Точно не могу сказать. Это — примерно». — «А людей?» — «Восемьдесят человек». — «Точно знаете или врете?» — «Это — примерно…» — «Среди них были дети?» — «Возможно, что там были дети…»

…Как стеклянный, холодный горный ручей, однотонно, спокойно звучит голос прокурора. Я не замечаю его лица, потому что все мое внимание сосредоточено на ответах и поведении подсудимых. Какое напряжение нервов, какая выдержка нужны прокурору для того, чтобы неизменно сохранять ледяную корректность, ни разу за эти дни не повысить тона! Впервые в жизни так осязательно понимаю я, что голос государственного обвинителя — это голос самого народа, всего народа нашего. Нет человека в зале, который не был бы единодушен с государственным обвинителем, задающим вопрос за вопросом!.. И я не знал до сих пор, какую уничтожающую силу презрения можно вложить в короткий смешок, нет-нет а и пробегающий по залу после какой-нибудь особенно идиотической увертки подсудимых, пытающихся уклониться от направленного на них вопросом прокурора острия правосудия!.. Двуязычный диалог, однако, продолжается, надо успеть записать все!

…«Расскажите о случае уничтожения землянок с населением!» — «Подрывали взрывчаткой и гранатами. В районе Псков — Луга примерно в апреле тысяча девятьсот сорок четвертого». — «А в декабре тысяча девятьсот сорок третьего?» — «В это время участвовал в поджогах и угонах населения». — «А насчет землянок, уточните». — «Не могу назвать точно, где это было, но такие случаи были. Выгоняли жителей, а если не выходили, то подрывали с жителями, бросали мины, гранаты, динамит».

Прокурор читает из материалов предварительного следствия строки о том, что Скотки уничтожил лично до двадцати землянок. Скотки кивает: «Яволь!»

Прокурор спрашивает о приказе Ремлингера, о том, что если кто будет сопротивляться эвакуации из Пскова, то его расстреливать.

«Такой приказ был?» — «Да, такой приказ был». — «Как вы оцениваете свои действия?» — «Некрасивые. Нехорошие». И улыбается. «Преступные? Злодейские?» — «Да». — «А почему тогда вы этого не понимали?» — «Воспитывался в таком духе. Обязывали это делать». — «Кто вас так воспитывал? Гитлеровский союз молодежи?» — «В последнее время — в девяносто четвертом полку, под командованием Мюллера обучали этому». — «Пропагандисты были?» — «Это был специальный учебный курс для карательных экспедиций». — «Как воспитывал вас отец?» — «Отец воспитывал хорошим правилам». — «Но отец состоял в СС?» — «Отец только состоял и платил членские взносы, потому что иначе не имел бы работы». — «Но отец был полицейским и воспитывал в ненависти к демократическим странам?» — «Отец воспитывал в таком же духе, в каком был воспитан сам». — «Это правильно!.. А братья были?» — «Один, тоже член Союза гитлеровской молодежи, а другой — НСКК». — «Вся ваша фамилия была нацистская?» — «Да». — «У меня вопросов больше нет!»

Спрашивает председатель суда:

«С какого времени начали заниматься уничтожением мирных граждан?» — «С сентября тысяча девятьсот сорок третьего года… Первый приказ от капитана Мюллера». — «Сколько времени были в его подчинении?» — «С сентября тысяча девятьсот сорок третьего по май сорок четвертого». — «Скажите о конкретных фактах в районе Пскова. В ноябре сорок третьего вы участвовали в расстреле ста двадцати человек?» — «Участвовал». — «Сколько лично?» — «Пять». — «Вы говорили на предварительном следствии — пятнадцать?» — «Не могу сказать точно. Может быть, больше, может быть, меньше».

Рассказывает, как под командой капитана Мюллера расстреливали из пулемета мирных людей — «в основном пожилых людей и женщин». Как в декабре 1943 года, опять же по приказу Мюллера, сожгли деревню Мочково; как во главе с Мюллером в сорок четвертом году в районе Псков — Луга сожгли двести домов и расстреляли триста человек…

«Сколько лично сожгли?» — «От пятнадцати до двадцати домов». — «И расстреляли лично?» — «От сорока до шестидесяти человек». — «Что это были за люди?» — «Это было мирное гражданское население, которое не хотело покидать дома, свой скот, и за это расстреляно». — «Там были женщины и дети?» — «Да».

Председатель суда спрашивает о совхозе «Андромер», о деревнях Букино, Подборовье, Ляды. Скотки отвечает примерно так же: в Подборовье — тридцать домов, расстреляно шестьдесят человек, в Лядах — сорок пять человек… «Это происходило во время большинства массовых расстрелов, когда трупы складывались в сараях и поджигались».

Защитник задает вопрос:

«Сжигали живьем или только трупы?» — «Были случаи — живьем, потому что сжигал дома. Возможно, в домах были живые люди».

Вопрос Скотки задает Ремлингер: