— Любовные! От Виктории и от Вали!..
Читает их.
Смотрю в стереотрубу. Над полем, над немецким расположением клочьями белесый туман. Какой дикий хаос разрушения повсюду!
Солнце! На немецких позициях все та же странная тишина. Нет обычного движения, все замерло. Арсеньев заснул было сидя за столиком, а теперь лег и похрапывает. Я подробно рассмотрел немецкий передний край в стереотрубу.
Блиндажи — по ту сторону Черной речки. На гребне перед ней — наши разбитые танки, дзоты, блиндажи. Дальше за Черной речкой, в изувеченном лесу возле Круглой Рощи, видны разрушенные немецкие блиндажи, землянки!
Только что начали стрелять наши орудия — разрывы видны в лесу. В ответ несколько выстрелов немецких дальнобойных — снаряды перелетели через нас.
Прошли два немецких истребителя, и опять все тихо. Весь хаос переднего края залит утренним солнцем.
Хочется спать. Здесь, в блиндаже, так тесно, что прилечь нельзя.
Арсеньева разбудили: вызвали к аппарату. Он сообщил, что все тихо пока, лег и опять захрапел, но сразу же проснулся и теперь, сидя за столом, работает над картой.
Немцы наступления не начали. На наблюдательном пункте я делал записи о Черной речке, потом вместе с Арсеньевым и другими вернулся на КП и спал два часа. Все тихо, подчеркнуто, непонятно, угрожающе тихо, — нависшая тишина! День, обычный день, начался. В блиндаже — чистка сапог, бритье, мытье, жарятся на завтрак свежая рыба и оладьи, на столе — чай с клюквой…
Разговор о награждении медалями («Надо написать приказ!»), о мерах по укреплению рубежей и системы огня, о рекогносцировке; о солдатах — узбеках и казахах («Они воюют хорошо, если им дан командир, говорящий на их языке»)…
В блиндаж вызван полковой агитатор, старший лейтенант Даниил Варфоломеевич Лях. Он будет сопровождать меня и Никитича в обходе переднего края, куда мы сейчас отправляемся. Он украинец, родом из Черниговской области, 1905 года рождения, член партии с 1942 года. Представлен к ордену Красной Звезды.
Обход начнем с КП второго батальона. Этот командный пункт находится в блиндаже, врытом в берег Черной речки. Я разглядывал его в стереотрубу с НП Федора Лозбина…
Пришли сюда по траншее. Командир батальона — старший лейтенант Мухаметдинов Мухамед-Сали Сафиевич, казанский татарин; черный, худощавый, живые лукавые глаза. Участвовал в отражении атаки 10 мая.
Течение Черной речки часто изменяют огромные воронки, разрушающие ее берега. Вода вливается в такую воронку кружась, наполняет ее и переливается в следующую, все дальше отклоняясь от своего старого русла. Траншея переднего края, обрамляющая берег, — единственная защита от немецких снарядов и пуль. Эта первая линия окопов проходит зигзагами, и в каждом углу зигзага построен блиндаж. В его амбразуру на немцев глядят вороненый глазок пулемета и пара человеческих глаз. Пулеметчики, снайперы, наблюдатели здесь спят по очереди, урывками, и амбразуры повернуты так, что вся местность впереди может быть в любую минуту накрыта перекрестным огнем. Каждый боец в траншее знает, что в нужную эту минуту, на то же самое пространство впереди и на всю глубину вражеской обороны лягут тысячи снарядов и мин, посланных сзади нашими артиллеристами по первому вызову огня.
Ниша НП с винтовками и ручным пулеметом. Два бойца спят, третий наблюдает в бинокль. В траншею врыты цинки. Перед бруствером лежат трупы немцев, они разлагаются, и ветерок доносит отвратительный запах. Один из этих немцев полусидит, опершись подбородком о пень, кожа с лица слезла, пустыми глазницами он смотрит прямо в амбразуру. До него не больше двух с половиной метров. Другой лежит на спине, живот и грудь вздулись, но впечатление, будто он отдыхает. Наши бойцы, насколько удается, забрасывают трупы землей, но снаряды и мины, разрывающиеся в этой зоне, вышвыривают их по частям и целиком.
Здесь был жестокий гранатный бой, когда немцы подобрались к пятой роте по лощине. Эта лощина уходит в глубь немецких позиций, до них — восемьдесят метров. Наши отбивались с четырех часов ночи до одиннадцати утра, немцев в траншею не пустили, но гранаты с длинными ручками они сюда добрасывали, били сюда и минометами, и пулеметами, и автоматами, поддерживала их и артиллерия.
Чтобы прийти в конец траншеи на этот пост, нужно было перебежать, пригнувшись, по открытому, ничем не защищенному мостику через разлив Черной речки («протока» создана сомкнувшимися воронками). По мостику бьют немцы, бьют плохо, потому что мы все, перебежав поодиночке, невредимы. Свист пуль, а подальше — хлюпанье мин в болоте; все время стреляют две немецкие пушки, они где-то близко, но снаряды перелетают через траншею, рвутся дальше.