Ленинград действует. Книга 3

«Нет, расстреляны не были, все сожжены в одном сарае, только в другой постройке три туши было… Сгорели: моя жена, Мария Николаевна, пятьдесят три года, невесткина Инна — тринадцати лет… Двадцать третьего декабря сорок третьего года было».

«Фамилии карателей вам известны?»

«Фамилии солдат не знаю. Признать их не можем, потому что темно было… Они хуже зверей!.. И больше сказать нечего!»

Колхозница Евгения Ефимовна Сергеева, 1927 года рождения, из той же деревни Ростково, уцелевшая в числе десяти, находившихся в то утро на работе в лесу, рассказывает:

«Были на работе. Прибежала домой, деревня была объята пламенем. Никого нету… Семья Трофимовых — сын, трое детей и жена Андреева — пять человек; трое детей, моя мать сожжены и две племянницы. В каждой семье были дети, от года до пятнадцатилетних — дети. Все оказались сожженными. Девушка Мария Федорова. Одна девушка была расстреляна. Сожжены были в одном сарае».

«У подсудимых вопросы есть?»

«Нет!» — ответил каждый из подсудимых.

…Колхозница Филиппова Наталья Прокофьевна, 1901 года рождения, из деревни Замушки, Карамышевского района, рассказывает:

«Мы при немцах жили в деревне Замушки. За два дня до прихода Красной Армии, в феврале тысяча девятьсот сорок четвертого года, выселились в лес, прожили там ночь и день, и пришла Красная Армия, пошла на Карамышево, а мы — домой, группой двадцать четыре человека, возвращались по три, по четыре, по пять человек вместе. Когда пришли, увидели, что там красных нет, а там — немцы. Я была с восьмилетней дочкой. Аи, думаем, нас погонят во Псков!.. Глядим: в прогоне лежат убитые старухи и дети — растоптаны ногами!.. Которые были со мной, все заплакали!..

Немцы нас с прогона убрали, погнали на край деревни, к огороду.

Там — землянка, в ней — немцы… «Постойте здесь, — говорят, — сейчас начальство войдет, решим!..»

И был шалаш, я в шалаш взошла, легла, а дочка со всеми осталась…

Вышли пять солдат с автоматами и всех постреляли. Только дочка моя упала лицом вниз, и покрыли соломой, а немцы ушли… И вечером уже пришла моя дочь, и еще одна раненая девушка — в грудь. Я раненую девушку взяла, а потом ее отправили в Ленинград… Моей дочке восемь лет было, я: «Что же ты раньше не шла ко мне?» — «Боялась, если б пошевелилась, убили бы, так и лежала со всеми в соломе» — с пострелянными, значит… Двадцать четыре человека наших убито было… Детям, которые… Модесту Захарову личико искололи ножами, голова расплющена, девочка Нина, Миша Петухов, годовалый всего ребенок, — ногами растоптаны…»

…Василий Иванович Пакулин, 1910 года рождения, жил в Заполье, Плюсского района, был завхозом запольской школы крестьянской молодежи во время оккупации.

«Как вели себя немцы?» — спрашивает свидетеля суд.

«Восемнадцатого февраля сорок четвертого года, когда эвакуировали нас, около церкви постановили всех и начали расстреливать. Тридцать пять человек расстреляли и шестнадцать тяжело ранено: Гусарова Ольга, Макар Сергеев, шестидесяти пяти лет (перечисляет фамилии), и в том числе вообще моя жена…

Детей двенадцать штук было… Они считали, что мы помогали раненым…

Отбирали скот, лошадей, у нас, в Подгорье, в Замошье, в Милютине (перечисляет ограбленные деревни). В Милютине сто тридцать домов сжег, в Заполье — тридцать… Всего из деревень Скорицы, Подгорье, Заплюсье, Замошье, Милютино и Староверский луг больше четырехсот коров и тридцати пяти лошадей угнал… А в деревне Седлицы пятьдесят человек забросали гранатами, — семьями в землянках жили, их всех убили…»

«А как вы сами остались целы?»

«Когда первый залп дали, я лег, и через меня уже весь народ падал, я лежал под убитыми. А потом я уже бежал — в лес, и там прятался до пяти часов утра… Жена моя — раненная только в ногу, тоже под трупами улежала, ребенок невредимый с нею остался…»

«Вот — крайний сидит!» — Пакулин указывает рукой на Зоненфельда.

Председательствующий:

«Подсудимый Зоненфельд, вы в деревне Заполье были?»

«Да!» — поднимаясь, признает Зоненфельд.

«Сжигали эту деревню?!»

«Да».

«В расстреле мирных граждан участвовали?»

«Да», — заметно побледнев, отвечает Зоненфельд.

Свидетельница Цветкова Прасковья Никандровна, родом из деревни Волково, жила там до сожжения этой деревни (11 января), а потом жила в соседней («наши деревни только ручеек разделяет!») деревне Пикалиха, Карамышевского района, — и я настораживаюсь: я был там в начале марта 1944 года, в Карамышевском районе, записывал все о Волкове и Пикалихе, видел кровь на местах расстрелов…

«Двадцать седьмого февраля сорок четвертого года к нам в деревню Волково и в деревню Пикалиха приехал отряд немцев на машинах. Нас выгнали из домов, погнали в большой дом на горе. Я против дома не остановилась, а все остановились ожидать приказа. А я с детишками спряталась за дом, посмотреть, что будет.

Немцы толпой погнали всех в большой дом. Я скорей захватила мальчика, дочку, и мы помчались бегом в поселок Карамышево (примерно один километр, но крайние дома — пятьсот метров). Немцы увидели, стали стрелять, но мы уже забежали во двор и просидели до утра.