…Финская и Отечественная войны его многому научили. Капитан Барбакадзе кадровый морской артиллерист, выдержанный строевой командир; говорит серьезно, неторопливо. Один из первых командиров наших транспортеров и тяжелых военно-морских батарей Н-ского укрепленного района. В 1940 году был в Эстонии, в Палдиски… Война застала Барбакадзе там же… Позже он был послан на Ленинградский фронт.
…В бою 12 января батарея Барбакадзе била по Шлиссельбургу. Наблюдательный пункт на Неве в четырехэтажном здании. Били по узлам 170-й немецкой пехотной дивизии. «Нашу работу увидите…» — говорит товарищ Барбакадзе.
Под Сталинградом в составе 6-й армии и 4-й танковой было 330 000 солдат и офицеров. Таким образом, наши подсчеты были преуменьшенными. Подобного классически чистого военного разгрома Германия не видела со дня Иены[29]
. Действия Антанты в 1918 году были лишены черт блистательности.Несомненно, капитуляция, вернее, сдача Паулюса, найдет широчайший отклик. Пример Паулюса повлияет на многих немецких генералов, офицеров и солдат, а мы уж побеспокоимся о том, чтобы им стали известны подробности.
По пути в Кронштадт вице-адмирал Дрозд, командующий эскадрой КБФ, пересекая на машине в сильный туман залив, попал в полынью (видимо, здесь лед был пробит снарядом). Погиб… Горько… Отличный был командир.
Утром на легковой машине выехали на передний край…
В пути, недалеко от Невы, заметил двух пленных немцев, шедших под конвоем автоматчиков. Остановил машину. Коротко допросил их. Пленные — молодые солдаты 28-й легкой дивизии. Участвовали в Крымском походе: «В Зимферополь, Альлюшта…» (Одеты относительно хорошо. Куртки и брюки из толстой материи, теплые шапки, обшитые кожей бурки.) Наши конвоиры добродушны, показывают немцам свои полушубки, а потом щупают их куртки: «Эрзац!»
Один из пленных — молодой рабочий с завода «Сименс» из Берлина. Отрицает, что был в Hitleijugend. Сообщил, что солдаты хотят кончать войну; легко сдаются в плен. О положении под Сталинградом кое-что знает. Когда я сказал ему, что фельдмаршал Паулюс и весь его штаб взяты нами в плен, он удивленно переспросил: «Паулюс?» Видимо, это его поразило…
Немцы держались дисциплинированно, руки по швам, ответы четкие. Может быть, меня чем-то «взяла» молодость пленного и то, что он — рабочий. Я не чувствовал злобы, только некоторое презрение, жалость и интерес: вот еще один из гитлеровского мира. Разбив немцев, мы в основном испытаем похожие чувства: удовлетворение, жалость и интерес к немецкому народу. Думаю, что эсэсовцы и полицейские вызвали бы во мне иное отношение.
Быстро выехали к Неве. Вот рубеж, где стояли наши части с сентября 1941 года! Немцы вырвались тогда к Неве…
Нева тут, у истоков, широка. Здесь я жил летом 1925 года после похода Балтийского флота к балтийским проливам. (Поход с наркомом обороны товарищем М. В. Фрунзе.)
В снежной дали стоит величественный Орешек[30]
, гордая крепость. Флаг, поднятый моряками, развевался над ней — до дня прорыва блокады. Он доставлен с почетными ассистентами в Ленинград — флаг, пробитый пулями, разодранный ветрами… К нему приложен список героев, павших на посту и не отступивших ни на шаг.По льду Невы, минуя развороченные старые проволочные заграждения, идут машины. Снега, снега и темные пятна людей. Вмерзшие в лед землечерпалки. Где-то близко орудийный огонь… Вправо — разрывы; там, у 8-й ГЭС, идет ликвидация окруженного немецкого гарнизона. Немцы сидят в бетонированных подвалах и упорствуют. Снова грохот разрывов, — и выше крон старых сосен взлетают пыль, дым, щебень и щепки. Это бьет батарея Барбакадзе.
Пересекли Неву… У края бывших немецких окопов — наш подбитый самолет. Погибая, он пикировал на немецкий узел сопротивления как раз у подъема к береговому шоссе. Шапки долой, товарищи!
Неприятно, что в лесу лежат трупы наших и немцев (всех еще не успели похоронить). Некоторые убиты на ходу, застывшие глаза раскрыты; один труп обуглен, оторвана кисть руки… Видимо, напоролся на мину…
Мимо нас пробираются по снегу саперы. Тащат колючую проволоку, бревна. Великие труженики войны!
…Очередная попытка фашистов вырваться на шоссе к Шлиссельбургу отбита. Между рощей и шоссе догорают и дымят восемь средних танков… Бьет батарея. С перелетом ложится ответ противника. Низко проходят два «ила». Сапер вколачивает деревянным молотком указатель-вывеску… Как все слитно, едино! Какая во всем этом прочность, именно прочность! Это ощущение удваивается, утраивается, когда подходишь ближе к Шлиссельбургу.
Осмотрел Преображенскую церковь (бывший немецкий узел сопротивления). Она разбита основательно. Сюда всадили до сотни снарядов. Барбакадзе говорит: «Это наша работа».