Ленинград. Дневники военных лет. Книга 2

В 6 часов поехали с С.К. в Московский район. Июльское солнце, чисто подметенные улицы, редкие прохожие. Как вкопанные стоят девушки-милиционеры в белых перчатках — а кругом пустые дома с зияющими дырами окон. Широкий проспект, где в сторону Пулковских высот начинал расширяться новый Ленинград. Асфальт, красивое здание какого-то торга, Дом культуры.

В фойе праздничная толпа, танцуют (главным образом девушки)…

Московский район примыкает (вплотную) к переднему краю. Район работоспособный: открыли свои торфоразработки, посадили 235 га картофеля — и этим обеспечили на зиму жителей питанием и топливом. Ведут хозяйство упорно, восстановили «Электросилу», уже начали выпуск агрегатов. Это безусловное достижение: ценнейший завод работает у самых окопов.

Зал переполнен. В открытые окна врывается гул орудий. Доклад сделал горячо — стряхнул усталость и горечь окопно-болотных эмоций. Зал реагировал живо. Много еще сил и здоровья у ленинградцев!

Начался сильнейший обстрел, но он не прервал доклада. Когда я кончил, все кинулись… танцевать. Снаряды ложились в двухстах метрах, а девчушки, в праздничных платьях, беззаботно выделывали всякие па!..

В связи с Днем флота надо еще кое-что записать…

Война доказала, что система воспитания и обучения в Военно-Морском Флоте была прочной, правильной. Люди у нас стойкие, смелые. Тип советского моряка выявляется все яснее. Наша морская техника совершенствуется (но впереди крупнейшая задача: пересмотр судостроительной программы, конечно, после войны).

Противник, имея на Балтике в начале войны абсолютное превосходство, не сумел, не смог справиться с нашим Балтийским флотом…

Русские моряки показали себя достойными традиций России и ее исторических задач…

Вечером у С.К.

Пришел Оттен… По дороге к нам он видел, как осколком убило женщину… Разговор невольно сводился к последним жестоким обстрелам (которые длятся уже десять дней подряд) и к нашему сложному быту.

«Странный быт. На премьере «Принцессы цирка» я видел, как балерине Пельцер поднесли пятнадцать корзин с цветами и овощами. И тут же — дежурный МПВО кричал аплодирующей публике: «Граждане, вы подвергаетесь артобстрелу, давайте кончать! Всем — в бомбоубежище!» В трамвае мне сказал худой старичок: «Нет, умирать нельзя, надо же посмотреть, чем все кончится… Нельзя умирать».

Город ваш фантасмагоричен: и фронт и тыл. Так спокойно работать в условиях почти непрерывного обстрела — это за пределами человеческих возможностей. Вы все работаете из последних сил, не понимая этого. Вы либо герои, либо ненормальные».

Нам неприятны эти разговоры. Не надо нас сбивать с привычного ленинградского ритма. Он существует — следовательно, он возможен. Лично у меня еще нет «бокового» взгляда на Ленинград, нет и дистанции. Суммирую все потом.

Усталость… Ночью снова отчаянный обстрел, заснуть смог только под утро. Бьют по нашему кварталу, разрывы у домов № 4, 6 — рядом! Это, видимо, метят по штабу и Политуправлению.

27 июля 1943 года.

Наступление на Орел продолжается…

Днем был в городе. Прошелся по Невскому. Июльское солнце, размякший от жары асфальт… Прилично одетые девушки — выжили! Стучат себе каблучками, независимые, бодрые. Это матери будущего поколения…

В городе площадь Финляндского вокзала называют «Долиной смерти»; Литейный мост — «Чертов мост». Эти районы чаще других подвергаются обстрелам. Ряд попаданий в Военно-медицинскую академию. Один хирург был убит во время операции, а больной — жив! Обстрелы стали центральной темой разговоров, так как город подвергается ежедневному методическому, а порой и шквальному обстрелу. Так не бывало с осени 1941 года.

Ночью очень близкий разрыв, град осколков по саду и по крыше домика. Затем воздушная тревога, гул самолетов, зенитный огонь. Осветительные немецкие ракеты гроздьями взлетают за заводом имени Макса Тельца, освещая всю улицу неестественным тревожным желтым светом. Сильный зенитный огонь. Трассирующие голубые пули бьют по ракетам. Самолетов много — сбрасывают бомбу за бомбой… Все это эффектно, но здорово мешает спать.

…Телефонный звонок — Нина Кравец^[112]:

— Как у вас? Наш район весь освещен ракетами.

— И у нас то же самое.

Видимо, перед крупным налетом немцы решили высветить весь город. Это для нас новый сюрприз. В стенку стучит С.К.:

— Отчего так светло? Что происходит?

Советую ей не волноваться, попробовать уснуть (кстати, она редко пугается). Иду к ней… Кажется, что все движется: тени бегут и бегут. Ракеты быстро догорают. Сильнейший огонь зениток, и наконец — отбой.

Ни в одну войну у меня не было такой спокойной реакции на опасность. Вероятно, стал более философски относиться к происходящему. Порой это уже привычка, волевое выключение, отрешенность. Тут безусловно и сознательная установка и инстинктивная «самооборона». Если реагировать на все эти две тысячи налетов, на все эти тысячи — или сколько их там? — обстрелов, не хватило бы нервов. Видимо, в этом одно из объяснений выдержки всех ленинградцев…

29 июля 1943 года.