Ленинград. Дневники военных лет. Книга 2

Аэродромы в Ейске дают нам свободу воздушного маневра. От Ейска до Керченского пролива менее 200 километров — «Дюнкерк» грядет…

Еще серьезнее, интереснее обстановка в Донбассе. Главная магистраль немцев: Днепропетровск — Ясиноватая — Ростов… Наши танки идут, чтоб перерезать эту магистраль (думается мне, западнее Ясиноватой). Ветки поюжнее, видимо, меньшей пропускной способности. Напрашивается таким образом охват у Мариуполя. Возможно и другое наше, одновременно прикрывающее, направление: Синельниково, Запорожье — с выходом на Нижний Днепр, в Таврию.

…К 9 часам пришел А. Фадеев. Хорошо встретились. Он передал мне привет от Л. Ф. Ильичева[34]…

Саша был в дивизии генерала Симоняка в Шлиссельбурге. Хочет дописать некоторые главы к своей книге о Ленинграде.

Город показался Саше еще больше покалеченным (новые следы обстрелов и бомбежек), а люди бодрее, чем прошлой весной. Рассказывал о московских делах (с какой-то усталостью). Литературная жизнь идет по новым оргпутям и каналам: Совинформбюро, ПУР[35], фронты. В ССП, конечно, нет прежней литературной жизни…

Союз советских писателей потерял за время войны восемьдесят человек убитыми и пропавшими без вести. Говорить о рождении новых литературных течений нельзя, рано. Повышаются требования к литературе. Двадцать месяцев газетной торопливой работы несколько снизили ее художественный уровень, а дела страны, Красной Армии и Флота невиданны! Необходим углубленный показ…

Литературный народ стягивается обратно в Москву… В писательском поселке Переделкино расположены воинские части.

…Фадеев ездил и в Великие Луки. Город был взят тремя дивизиями… Осталось семь с половиной тысяч жителей. Некоторые изверились, измучились… Да, «наследство» тяжелое.

Я в свою очередь рассказал о Ленинграде, о прошедших боях, сообщил о литературных делах группы писателей КБФ[36]…

9 февраля 1943 года.

Вызван в Военный совет. Член Военного совета начал беседу со мной с общего вопроса: «Как дела?» Я рассказал о поездке в Морскую артиллерийскую железнодорожную бригаду, о Барбакадзе и др.

Наше наступление, в общем, приостановилось: противник подтянул силы, упорствует. 8-я ГЭС опять у немцев… Через несколько дней уточнятся некоторые перспективы для флота. Готовится новый удар Ленфронта, люди спешно выезжают в части.

Я в свою очередь информировал члена Военного совета о литературных делах, беседах с писателями, об их настроениях, о Военно-морском издательстве…

Говорили и о моей работе: нужна пьеса.

Беседа была, в общем, хорошая, деловая, но мне кажется, что контр-адмирал Смирнов опять нажимает с темпами:

— Нельзя ли кончить пьесу к 1 марта?

— Нет!

Коснулись моей рукописи «Крепость Кронштадт». Прочтя ее, контр-адмирал затребовал из Публичной библиотеки библиографию и материалы о Кронштадте и убедился, что книги по истории Кронштадта не было. Моя работа, таким образом, первый вклад, начало. Я вполне понимаю, что это лишь очерк на пять печатных листов, а книгу надо делать листов на двадцать — двадцать пять. Дать советскому читателю широкий литературный, занимательный обзор истории Кронштадта. Это работа будущего, я хочу ее сделать.

…Фашистская пресса и радио полны воплей о смертельной угрозе… Крайние меры: «Правительство не может сейчас щадить народ…» и т. п. Загнанная в угол крыса дерется с бешенством!..

Война вступает в критическую фазу — это общее ощущение.

Лорд Бивербрук считает, что за время зимнего наступления русские взяли у немцев 7000 танков и 4000 самолетов, то есть больше, чем дали американцы и англичане для СССР за двадцать месяцев войны. «Надо усиливать поставки в СССР, — говорит этот лорд. — Самое уязвимое место Германии — на Восточном фронте». (Его замечание не лишено меткости.)

Фашисты и профашисты: «Если СССР к зиме 1943 года не одержит успеха, он выдохнется…» (Не беспокойтесь!) «Союзники идут на создание Второго фронта, так как боятся большевизации Европы» (!).

Вечером сидел с С. К. — тихий час… Разговаривали усталые. Но все время мысли о работе, текущих заданиях, и мы, смеясь, говорили: «Ну, вот и отдых». С. К. привезли из Москвы ее халатик, два смятых платья. Она отвыкла от «штатских» вещей; смотрит на них, как на воспоминания о доме и мирной жизни. «Все плохое, трудное забудется. Встретятся люди, будет тяга друг к другу, стремление к жизни, к обществу, к свету, шуму…» В комнате С. К. тихо… Она топит печурку, поджаривает присланные из Москвы кофейные зерна, рисует… Руки у нее вспухшие, в ссадинах. С тоской, безвозвратно отдает свои работы Пубалту: «А на память ничего и не останется…» Жена моя милая… Стойкая и храбрая.

11 февраля 1943 года.

Серое утро… Канонада.

Противник бомбит Ладожскую дорогу, район Тихвина. Поезда через Шлиссельбург не идут.